Бессмертие

     13 февраля, утром, зазвонил телефон. Снимаю трубку и слышу голос своего друга, ветерана Великой Отечественной войны, фронтового связиста Геннадия Николаевича Коленкина:
     - Помнишь, какой сегодня день?
     - Помню, - говорю, - собирался вам позвонить.
     С минуту молчим, затем слышу, Геннадий Николаевич вздыхает:
     - Будапешт!.. Сколько же наших там полегло?
     - Говорят, - отвечаю, - некоторые части потеряли до 40% личного состава.
     - А вот мы все-таки уцелели. Даже не верится.
     И снова минута молчания в память о тех, кто навечно остался лежать на берегах Дуная. И, как всегда при воспоминании о той поре моего фронтового детства, сердце пронзает невыносимая боль, а к горлу подступает ком, отчего дышать становится трудно. Ведь тогда, 13 февраля 1945 года, у стен Будапешта мои глаза в последний раз увидели свет, и там же погибли мои старший брат Олег, замполит нашего полка подполковник Сергей Петрович Шубин и наш с Олегом фронтовой отец старшина Николаи Макарович Нелидов. А я только на 13 сутки очнулся в госпитале.
     Ровно через два месяца, 13 апреля 1945 года, Геннадий Николаевич со своим батальоном правительственной связи вошел в еще одну европейскую столицу - город Вену. Через 11 дней и наш госпиталь туда переместился. Только встретиться нам так и не привелось. Когда меня выписали из госпиталя, рядовой Коленкин со своим батальоном уже находился на пути к Праге, где началось народное восстание против фашистов. А встретились мы с ним на Дальнем Востоке, почти через 60 лет после освобождения Будапешта. И теперь уже навсегда связывает нас дружба, освященная памятью о фронтовых дорогах, по которым довелось нам пройти в том далеком 44-ом: и ему, солдату Великой Отечественной, и мне, мальчишке, волей обстоятельств обреченному на скитания по тем дорогам. На то время, пока разыскивалась наша семья, для нас с братом отцами и наставниками стали солдаты и офицеры, чьим ратным трудом, мужеством и беззаветной храбростью решался исход войны, а значит, и судьба Родины нашей, испытавшей за четыре года все ужасы фашистского нашествия.
     При встречах мы вспоминаем и весеннюю распутицу на Украине, и страшную мясорубку под Кишиневом и Яссами," и сравнительно легкий марш по Румынии, и, конечно же, штурм Будапешта, который, говорят,по своей ожесточенности не уступал Сталинградской битве. Всем там досталось, а фронтовым связистам в особенности. Днем и ночью ползали они под огнем, таща на себе катушки с полевым проводом и аппаратуру, обеспечивая связь между различными частями Третьего Украинского фронта. Не знаю, так ли это, но то, что я видел в декабре 44-го под Будапештом, и что вошло в мое сознание через призму детского восприятия, убеждает сегодня сказать: «Это был суший ад». Хотя адом была вся война. Так думают все, кто прошел через испытания военного лихолетия. Об этом говорят те, кого мы сегодня называем ветеранами: Нина Валериановна Релина, фронтовая связистка, Николай Григорьевич Самородский, воевавший на Ленинградском фронте, военврач Анастасия Ивановна Суханова, участвовавшая в боях, завершивших разгром империалистической Японии, Владимир Иванович Хохин, принимавший участие в ликвидации последней фашистской группировки на побережье Балтийского моря уже после капитуляции гитлеровской Германии, и многие другие - все, кому посчастливилось вернуться с той войны невредимыми. Об этом рассказывают и книги писателей, многие из которых были фронтовыми корреспондентами и часто, как поется в песне, «На пикапе драном и с одним наганом первыми врывались в города». С одним из них, автором приведенных строк, меня, мальчишку, свела судьба.
     Это было летом 1944 года на Украине. В артиллерийский полк, который приютил нас с братом, когда мы при возвращении из эвакуации потерялись от семьи, приехал военкор, в то время уже известный писатель, Константин Михайлович Симонов. При ознакомлении с боевыми листками он обратил внимание на стихотворные строчки под некоторыми рисунками. Когда я по приказу замполита полка пришел в штаб и доложил о своем прибытии, он представил меня незнакомому подполковнику:
     - Знакомьтесь, Константин Михайлович, - наш поэт.
     Тот посмотрел на меня удивленно, а затем перевел взгляд майора Шубина:
     - Это ваш... к вам что, семья приехала?
     - Да нет, моя семья на Урале. Это вот они с братом потерялись от матери, и мы их приютили, пока разыскиваем ее. Вот уж год, как они в полку.
     - Вот оно что, - протянул подполковник и снова посмотрел на меня своими карими, чуть печальными глазами, взял со стола боевой листок и прочитал вслух:
     Наши пушки боевые без промаха фрицев бьют.
     Значит, скоро, значит, скоро будет Гитлеру «капут»!
     - Это ты написал? - провел он указательным пальцем по строчкам.
     Я кивнул.
     - Ты что, разговаривать не умеешь?
     - Умею, - буркнул я обиженно, а про себя подумал: «Сам ты не умеешь - картавишь».
     - И кто тебя научил стихи сочинять?
     - Никто, я сам.
     - Молодец! - похвалил меня подполковник. - А кроме этого, - показал он на стопку боевых листков, - у тебя есть что-нибудь? ¦
     Я снова кивнул.
     - Покажи.
     Я достал из кармана гимнастерки и протянул записную книжку, подаренную мне в день рождения командиром полка. Он бегло полистал ее, но на одной страничке задержался. Затем обратился к замполиту:
     - Вы такое где-нибудь слышали? Пыо я из ковша Большой Медведицы звездное парное молоко!
     - Нет, не приходилось, - улыбнулся гот.
     - Тебе никто не подсказал этот об-раз? - еще пристальнее посмотри на меня военкор. ы
     - Нет, я сам, - смело ответили! хотя, что такое образ, совершение не понимал.
     - И сколько же тебе лет?
     - Девять, - тихо сказал я, подав, ляя желание соврать и прибавить себе года два.
     - Ну, брат, - прокартавил подполковник, - если у тебя в девять лет такие перлы появляются, то какие же сюрпризы ты лет через десять преподнесешь? В общем, если тебя не испортит война, то быть тебе поэтом.
     Война меня не испортила, если не считать того, что отняла у меня зрение. Но тогда, в далеком сорок четвергом, в пору моего детства, я и предположить не мог, что это знакомство для меня обернется судьбой. Ведь Константин Михайлович Симонов после войны стал моим наставником и учителем. С его одобрения и при его поддержке были опубликованы первые мои стихи, Сегодня же в моем творческом багаже около десятка книг, и одно из главных мест в творческой работе занимает военная тема. Кстати, в одну из наших встреч Константин Михайлович сказал мне: «На войне сгорело твое детство. Ты обязан в будущих своих книгах рассказать о войне, как ты ее видел. Без этого из тебя писателя не получится». Ему моему великому учителю, можно сказать, литературному отцу, я посвятил стихи и решил их опубликовать к празднику - Дню 3 а щ и т н и к а Отечества.

          

   

   Произведение публиковалось в:
   "Амурский дилижанс". - 2006, 22 февраля