Полевой концерт
«А родина милей,
милей – запомни, журавлёнок, это слово».
И. Шаферан. «Журавлёнок»
Время близится к обеду. Утренний лёт гусей закончился. Охотники возвратились с полей на стан. Они расстелили плащи – от земли ещё тянуло сыростью – и расположились вокруг небольшого костра, особой нужды в котором сейчас не было. Огонь горел скорее для уюта, нежели тепла. Весеннее солнышко пригревало землю так, что от неё шёл пьянящий аромат и над полями тонкой кисеёй висело марево. Линия горизонта колыхалась, как пламя костра. Ближайшие рощицы, словно водоросли на течении реки, меняли свои очертания. Казалось, что весь мир, опьяненный теплом, весной и свежим весенним воздухом зыбок и неустойчив. Охотники вынуждены постепенно снимать верхнюю одежду, а некоторые, разморенные и разомлевшие, одурманенные запахами и волей, начали потихоньку предаваться сну под заливистые песни жаворонков и томные крики чибисов, вьющихся над соседним болотом. К завтраку не приступали – ждали Михалыча и Генку-иностранца.
Михалыч – старшой в этой компании охотников-пенсионеров, состоящей из пяти человек. Он не самый старший по возрасту, но прирождённый лидер, заводила и организатор всех вылазок из города на охоту и рыбалку, имеет у товарищей определённый авторитет. Во всех делах своих он упорен до предела, и редко не добивается нужного результата. Правильный мужик, но на язык ему лучше не попадать – «отбреет», как заправский «цирюльник».
Генка-иностранец - Геннадий Борисович – не расстаётся с фотоаппаратом. Старается всё вместить в свою камеру. Кажется, была бы такая возможность, он в рулон скатал бы все поля, леса и небо, набрал бы достаточное количество родного воздуха, воды и забрал с собою, в Германию. Но Родина в фотоаппарат не помещается, и тоску по ней на фотографию не изольёшь. Поэтому сейчас, находясь в родных местах в отпуске, на одном месте сидеть не может. Суетится, как голодный, добравшийся до обильной пищи.
Наконец, когда тишину, нависшую над табором, нарушали только мелодичное носовое пение и потрескивание углей, из-за пригорка показалась коренастая фигура охотника, облачённого в камуфляж «леший». На одном плече ружьё-пятизарядка, через другое, отягощенное ношей, переброшена пара гусей гуменников, связанных за головы бечёвкой.
Охотник хотел тихо и незаметно положить добычу в машину, но дверной замок предательски громко щёлкнул, и от костра раздалось:
- Вы посмотрите, что натворил наш старшой! Вот это охота! Вот это праздник!
Вся компания пришла в движение.
- Не прячь, не прячь, неси сюда. Дай хоть в руках подержать. – Все встали и окружили удачливого охотника. Каждый старался его поздравить. - Ты, Михалыч, у нас сегодня козырной – отличился, а мы напрасно караулили поля. Не помогли ни чучела, ни профили, ни манки. А гуся было много…
- Ничего! – успокаивая товарищей, с довольной улыбкой говорил Михалыч. - Не добыли утром – впереди есть ещё три дня охоты, и это – двенадцать перелётов!.. А какой сегодня рассвет был – сказка! Такое освещение облаков восходящим солнцем не каждый день увидишь даже здесь, не говоря о городе. Генка, наверное, всю плёнку истратил на этот восход. Кстати, а где он?
- Михалыч, Михалыч, отойди в сторонку, держи гусей перед собой…. – Это, как По-щучьему веленью, из-за машины с большим фотоаппаратом появился Генка-иностранец, невысокого роста мужичок, одетый в щеголеватый клетчатый охотничий костюм и шляпу с фазаньим пером. – Вот так! Я запечатлею тебя для истории…. Вот так! А теперь ты сними меня с этими птицами…. Вот так!
Сфотографироваться «для истории» пожелали все.
Когда шум улёгся, начали доставать из машин рюкзаки, сумки и свёртки со съестными припасами, накрывать импровизированный стол. Над костром повис большой пятилитровый медный чайник, изготовленный на тульском заводе в середине прошедшего века, о чём говорил оттиск штампа на блестящем боку. Чайник – краса и гордость этой охотничьей компании, тотем.
После тостов «за открытие охоты», «за праздник настоящих мужчин» и «за хорошую погоду», когда был удовлетворён аппетит проголодавшихся друзей, всё внимание переключилось опять на старшого.
- Михалыч, а что за танец ты исполнял на поле, как медведь в цирке или шаман у костра? – с улыбкой во всё лицо спросил Василий Игнатьевич – обладатель усов «а ля запорожец». - Никак новую профессию осваиваешь – камлание? Думаешь, никто не видел? Мне на фоне светлого неба очень хорошо просматривалось, как ты подпрыгивал на косогоре. Во только музыку не слышал.
- Не только ты, Василь, и я наблюдал этот концерт, - поддержал Игнатьевича ещё один охотник – Николай. - Подумал, что согревается мужик после лежания на холодной земле или клад нашёл на вспаханном поле, кубышку монет царской чеканки.
Все замолчали, уважительно глядя, как аккуратно, не спеша Михалыч разделывается с куриным окорочком. Окончив эту процедуру, старшой вытер губы и руки салфеткой, сходил с кружкой к костру, убрал из него сильно разгоревшиеся дрова и налил густо заваренного чаю. Потом уселся на складной стульчик, не спеша шумно отхлебнул несколько глотков и молвил:
- А теперь можно и о танцах поговорить. Вот вы видели начало «концерта» - танец, а что было потом - не видели и не знаете. Надо было наблюдать до конца. Были бы с вашей стороны и аплодисменты, возможно, и цветы полетели бы на сцену. Тогда не пришлось бы мне рассказывать вам эту историю. Да…. А результат моего представления – вот налицо. Да-да, гуси. Не верите? И я, скажу вам честно, в такое не верил….
Выдержав небольшую паузу и насладившись ещё несколькими глотками чая, проводив взглядом пролетавшую мимо ворону, Михалыч продолжил:
- Этой зимой был я в Москве у товарища, у Александра Фёдоровича. Давно мы с ним знакомы. Он тоже охотник, лет на семь-восемь старше меня. Вот также сидели за кружкой чая с огурцом и говорили, конечно же, об охоте. О чём могут говорить два человека, страдающих одной болезнью? Затронули и охоту на гусей. А как без этого? Охоту на гусей я считаю самой интеллигентной, требующей от охотника ума, смекалки, выдержки и, думаю, что со мной многие согласятся. Не могли мы не вспомнить о ней. Я уже много лет приглашаю Александра Фёдоровича приехать к нам на весеннюю гусиную охоту. Описываю, как могу, нашу дальневосточную природу, наши замечательные угодья, просторы и перелёты дичи. Не едет: сильно занят работой. Скульптор он – важные заказы выполняет. Да и накладно в наше время для пенсионера делать такие дальние перелёты. Но и там он охотится на гусей. Не в Москве, конечно. Дача у него в Вологодской области. Там и охотится. И охотится оригинально. Вот послушайте…
«Я, - говорит, - не хожу на охоту с вечера, как это делают многие. Уже и здоровье не позволяет, как раньше, коротать ночи у костра, и азарт не тот, да и компаньонов на Вологодчине ещё не нашёл. На исходе лет человек трудно сходится с другими. Охотиться приходится в одиночестве. А делаю это так: встаю утречком рано, выхожу на крыльцо и смотрю, на какое поле летят кормиться гуси. Потом, немного погодя, беру ружьё и иду, соблюдая осторожность и маскировку, к этому полю. Где леском, где оврагом стараюсь подойти поближе, но, чтобы не спугнуть стаю. Когда расстояние между нами становится метров двести-триста, выскакиваю, как оглашенный, на поле с криком и в диком танце. Убедившись, что гуси меня заметили, выбираю место в ложбинке или канавке и падаю. Но падаю так, чтобы потом удобно было стрелять. Всё! С этого момента я «мёртв»!
Гуси, как известно, птицы осторожные, но очень любопытные. Если не сразу, то, насытившись, они непременно пожелают знать: а кто там для них устроил концерт? Что это было? Точно так, как вы сегодня. И обязательно налетают на выстрел. Может быть, такая охота и неспортивна, может, и неромантична, но всегда результативна. Правда, пользуюсь этим методом охоты редко. Да и зачем мне много дичи? Собью, накопившийся за зиму, охотничий зуд - и довольно.
Этот затейливый способ охоты я придумал не сам, а рассказал о нём хороший старик - бывший владелец моей вологодской дачи. Уехал он из тех мест. Продал мне свой дом и уехал в Краснодарский край, где теплее, к сыну свой век доживать…».
Михалыч улыбнулся, вспоминая ту встречу со своим товарищем, и продолжил:
- У меня тогда, в Москве, наверное, как и у вас сейчас, на лице было написано недоверие. Не поверил товарищу. Но сегодня утром, когда потерял надежду на удачу, я вспомнил тот рассказ и решил испытать этот способ охоты на практике. Результат вы видите.
Как это ни походило на охотничью байку, но вид Михалычевых трофеев придавал рассказанному убедительность, и возражений не последовало. В тишине раздались только вздохи.
- А как охотятся на гусей в Германии, Геннадий? – спросил Михалыч.
- Не знаю. На гуся не охотился…. На утку приходилось…. Но охота там не сравнится с нашей, дальневосточной. Всё заорганизовано, скучно и… без поэзии, - внезапно дрогнувшим голосом и ни на кого не глядя ответил Геннадий Борисович. Он не любил вопросов, требующих сравнения: здесь и там. Они доставляли ему почти физическую боль.
Прошло около двадцати лет, как в годы ельцинской разрухи он поддался уговорам жены и перебрался жить на родину её предков, в Германию. Уехали. Но сердце охотника тянет на Родину, на родные просторы, в звенящую ширь степей и глубину загадочной голубой тайги. Хочется до головокружения надышаться густым воздухом диких ветров и исходить до боли, до ломоты в ногах поля и пади, луга и перелески. Зовут к себе синие сопки и рыжие, поросшие бархатным камышом озёра. Зовёт, не забывается понятный и спокойный говор на родном языке. Ну как всё это можно забыть, если каждое утро, и каждый вечер перед глазами раскручивается «плёнка сюжетов» удачных охот и счастливых рыбалок? Этого не забыть, не изжить! Каждые, проведённые в Германии, весна и осень – время охоты – неизлечимыми шрамами ложатся на сердце охотника. И при удобном случае рвётся он в родные края, стараясь попасть в охотничий сезон.
С наступлением весны – календарной весны, которую в каменном мешке города замечаешь только по смене цифр на календаре, - покой покидает душу Геннадия. Воспоминания подступают к нему – явственные до галлюцинаций. Он вспоминает весну на Родине… в деревне… в детстве… Вспоминает, как сидя у замёрзшего окна он теплом пальца отогревал небольшой кружочек и через него выглядывал на улицу: не пришла ли весна?
Весна приходила, когда из окон выставлялись зимние рамы. Казалось, что весна пришла бы раньше, если бы не эти рамы – они не пропускали весну в дом. Не стало их, и вот она – весна! Золотым лучом легла на широкие блестящие листья фикуса, на цветной домотканый половик в полосочку, на жёлтые половицы… Всё стало светлее, веселее и легче.
Вспоминает, как ожидал появление первой проталины за околицей, как бежал к ней в блестящих резиновых сапожках по каше растаявшего на дороге снега, по мутной желтоватой воде. И вот она – первая проталина, робко выглянувшая из-под тяжёлого посеревшего снега маленькая полянка земли. Она пресно пахла сыростью, прошлогодней травой, летом и мечтами. На неё очень хотелось прилечь и отогреть этот клочок земли своим теплом. И он ложился прямо на сырую землю, замирая от нахлынувшей радости первого свидания с летом. Лежал и слушал приход весны, слушал слабое журчание едва зародившегося рядом под снегом ручейка, возбуждённое чириканье воробьёв, купающихся в первых лужах. В голубой глубине весеннего неба одиноко и радостно звенел жаворонок, и казалось, что пройдёт минута-другая, и Гена сам будет петь где-то рядом с этим жаворонком. Утомленный долгим ожиданием весны, опьяненный свежими ароматами и убаюканный песней жаворонка, он засыпал…
«Ну, вот…. Сколько раз тебе говорила, что лежать весной на сырой земле опасно – простынешь». - Этот тихий и ласковый голос матушки не раз будил Геннадия Борисовича по ночам, весенним ночам вдали от Родины….
Он вдруг почувствовал, как жёсткий ком подкатывает к горлу, как слёзы подступают к глазам, и, не желая показывать товарищам напавшую на него слабость, встал и ушёл к машине.
Произведение публиковалось в:
"СТРАНИЦЫ" В 40-летию Амурской областной общественной писательской организации (1977 - 2017). Благовещенск, 2017 г.
"Белое золото". - Повесть. Благовещенск, 2019 г.