Птичье молоко
Жене моей Зинаиде Николаевне посвящается
Упругие струи молока звенят, ударяясь о стенки подойника. Если долго вслушиваться, то в этом звоне можно уловить мелодию. Но чем больше наполняется ведро, тем глуше звучит мелодия и постепенно переходит в ритмичное «шурп-шурп, шурп-шурп...»
Мы со Славкой сидим на крыльце с большими кусками – или, как у нас говорят, «скибками» – хлеба и пустыми кружками в руках.
Славка – мой племянник, хотя он всего на пять лет младше меня. Его на лето привозит к нам моя сестра – а его мать – из города. Город этот находится где-то далеко-далеко на Севере, почти на самом краю земли. Молока там, наверное, нет, а если и есть, то совсем мало. Я так думаю потому, что когда Славку привозят, то моя и его матери в один голос говорят: «Пусть лето на молочке поживёт, попьёт его вдоволь». В школу Славка ещё не ходит, и, когда у него спрашивают, сколько ему лет, он показывает руку с четырьмя растопыренными пальцами. В первые дни после приезда, пока его мать ещё живёт у нас, Славку одевают по-городскому – всё глаженое утюгом, беленькое – и от дома далеко не отпускают. А как только Верка уедет, моя мать достаёт рубашки и штанишки, из которых я уже вырос, и приспосабливает их Славке. К концу лета – а сейчас уже конец лета – Славка от нас, деревенских ребятишек, ничем не отличается. Он сильно загорел, нос облупился, на нестриженой голове волосы торчат белой соломой, ходит босиком, на ногах и даже на руках есть «цыпки».
Мы сидим со Славкой на ступеньках крыльца и ждём, когда моя мать, а его бабушка (правда, он сейчас, подражая мне, тоже зовёт её мамой) подоит Зорьку и нальёт нам полные кружки тёплого молока. А пока мы маленькими кусочками откусываем и жуём хлеб, намазанный мёдом. Хлеб этот особенный – его не покупали в магазине, и он не прямоугольный, как кирпич, а круглый, похожий на шляпу гриба-боровика. И испекла его мать в печи на капустном листе. Он вкусный и душистый, а если присмотреться, то в нём иногда можно найти и одежду от зёрнышек. Мы со Славкой любим такой хлеб, особенно скибки, отрезанные от краёв, – горбушки.
Обычно – после того, как мать подоит корову и напоит нас парным молоком, и до наступления темноты – мы идём пасти Зорьку за околицей. Нужно смотреть, чтобы корова не зашла на колхозное поле или в чей-нибудь огород. Но сегодня её за околицу мы не погоним, хотя там каждый вечер собираются ребята с нашей улицы и играют в футбол или лапту.
Сегодня мы проводим Зорьку к речке, а сами пойдём к дяде Жоре. Он уже развёл возле своего дома костёр, и сейчас там будут жарить грибы. Возле костра сидеть всегда интересно. А с дядей Жорой не соскучишься – он много чего знает и много чего видел. Недаром сестра его Анюта зовёт дядю Жору «скитальцем».
Дядя Жора – он вовсе мне не дядя, а просто мужчина, который когда-то жил на нашей улице, а потом куда-то уехал. Его долго не было, а теперь заехал проездом из Молдавии. Приехал он с молодой женой и живёт у своей сестры Анюты, ожидая вызова с Урала, с завода, где когда-то работал.
Жена у него, как мне кажется, очень красивая. У неё смуглая бархатистая кожа, тёмно-коричневые глаза, брови дугой и кудрявые, с красной заколкой, волосы. Она не русская – молдаванка. Дядя Жора тоже немного может разговаривать по-ихнему, и, когда им что-то надо сказать друг другу, чтобы мы не поняли, они говорят по-молдавски. Зовут её Дина, Диана. Как говорит Жора, её так назвали в честь греческой богини охоты. Дина тоже интересный человек – она запросто купается вместе с нами. Наши деревенские девчата купаться уходят на свою купальню, и если кто-то из ребят попробует заглянуть к ним, то потом не будет рад своей затее – выгонят, да ещё и крапивой настегают. А Дина купалась с нами и даже ныряла с большой вышки, откуда прыгают только взрослые мужики, а пацаны боятся. Правда, наши деревенские бабы и бабушки за это называют её бесстыдницей, но только за глаза.
Дядя Жора говорил, что Дина раньше не разговаривала и не понимала по-русски, а научилась, когда уже выросла, в старших классах. Вот это мне непонятно. Как так: расти-расти – и не уметь говорить по-русски? У нас ребята, даже меньше Славки, и то понимают и разговаривают. Странно... А ещё Дина играет на гармошке и красиво поёт песни на своём языке. Гармошка эта наша – её дядя Жора на время попросил у моего отца. Отец-то на ней играет лишь по праздникам, и то только «барыню», «цыганочку», да под частушки подыгрывает. Дина с гармошкой уходит в сад и поёт грустные молдавские песни. Она даже наш «Клён кудрявый» и то пела на своём языке. Мелодия наша, а слова непонятные. «Это она скучает по дому», – объясняет дядя Жора. Но больше всего мне понравилась одна очень быстрая, весёлая и разноцветная мелодия. Названия её я не знаю, а спросить у Дины неудобно – она же не догадывается, что, когда она играет и поёт, я всегда слушаю, спрятавшись за деревья.
Мы попили молока, проводили Зорьку к речке и пошли к костру дяди Жоры. Дина как раз вынесла в кастрюле грибы лисички. Сам дядя Жора следит за огнём и подкладывает щепки-палочки. Мы со Славкой подсаживаемся рядом. На траву уже пала роса, от речки идёт туман и холод, а у костра тепло и сухо. Мы смотрим, как в костёр летят бабочки и комары.
– Ну что, сорванцы, утром проспали? – спрашивает дядя Жора. – Вчера же договаривались вместе идти за грибами. Мы с Диной ждали-ждали да и потопали одни. Без вас чуть не заблудились.
Это, конечно, он пошутил – знает наш лес, как свой огород.
– Проспали. Мать не разбудила.
– Ну ничего, в следующий раз пойдём вместе. А теперь рассказывайте: чем день ваш был занят, какие великие дела вами совершены и что успели натворить?
– А, ничего... Славка крючком колесо по улице гонял и палец о камень сбил, ревел. А я помогал отцу и матери мёд качать. Целый бидон накачали. Мать корову подоила, а мы за ней смотрим – вон Зорька, у речки пасётся.
– А вы знаете, мужики, что в Молдавии коров доят не так, как у нас? Вон, смотрите, как Анюта доит: села под корову. А там корова сама ложится, а хозяйка сядет рядом и доит.
– Ну, вы, дядя Жора, и сказали... А как же молоко в ведро попадает? Ведро-то высокое.
– А там не в ведро доят, а в тазики.
– Если только в тазики, тогда может быть.
Дядя Жора приложил палец к губам и кивнул в сторону выходившей из дома Дины. Это означало, что разговор при ней продолжать не надо.
Дина посолила грибы, помешала их длинной ложкой и опять ушла в дом.
– Вы, ребята, при Дине это не вспоминайте. Они обижаются, когда им напоминают, что у них что-то делается не так, как у других. Договорились?
– Договорились.
Я, вообще-то, не мог представить, как можно доить лежащую корову. Может быть, там коровы не такие или ещё что не так. Но, как говорят наши пацаны, веришь – не веришь, а врать не мешай.
– Ты, Славка, сходи на крыльцо – там в кружке стоят ягоды, Это тебе Дина в лесу костяники насобирала.
Славка ушёл за ягодами, а я спросил у дяди Жоры:
– А в Молдавии ягоды есть?
– Есть, Митя, есть. Там очень много ягод, и таких, которые у нас не водятся: и черешня, и виноград, и арбузы.
– А арбуз – разве ягода?
– Ягода, Митя, ягода.
Опять дядя Жора сказал такое, чему трудно верить. Я же знаю, что арбуз растёт на земле, как тыква. Отец пробовал вырастить и у нас арбузы. Посадил семена, были ростки и даже небольшие, как мячики, арбузики. Но они не успели созреть и были белыми внутри, а потом от заморозков остекленела ботва, и арбузики погнили.
Дина вынесла из дома большую сковородку с нарезанным луком, слила воду из кастрюли и пересыпала грибы на сковороду. Запах обжаренных грибов дошёл, наверное, до конца деревни.
– Через пять минут грибы будут готовы. Мужчины, мойте руки и помогайте накрывать стол. Георгий, принеси посуду и хлеб, а Дмитрий со Славой помогут мне здесь разобраться. Сейчас будем ужинать.
– Да мы только что дома молоко пили и хлеб с мёдом ели, – попробовал отказаться я, хотя от запаха грибов и жареного лука во рту накапливалась слюна.
– Ничего, Дмитрий, в животе найдётся немного места и для грибов – лишними не будут.
Мне нравится, как меня называет Дина – «Дмитрий». В деревне все зовут Митькой, Митей – есть что-то мягкое в таком имени. Дмитрий – это звучит по-мужски: и твёрдо, и гордо, и красиво. Хоть я и не Донской, а Журавлёв, но всё равно «Дмитрий» лучше, чем «Митька».
Мы со Славкой помыли руки под рукомойником, прибитым дядей Жорой к углу крыльца, и стали помогать Дине. Стола-то не было, просто Дина постелила на землю клеёнку, а сверху – скатерть, и мы расставили тарелки с огурцами, яблоками и хлебом. Дядя Жора принёс большую, оплетённую то ли лыком, то ли щепой, бутылку с ручкой.
– Молдавское, самодельное – чистый виноград. Очень полезно для здоровья и рекомендуется небольшими дозами перед едой, но это – только взрослым, – похлопал он рукой по бутылке и налил Анюте, Дине и себе. Анюта от вина отказалась и, взяв тарелку с грибами, ушла ужинать в дом.
После грибов Дина разлила по кружкам чай.
– Ребятки, не спешите, пусть чай немного остынет, а я принесу к нему чего-нибудь вкусненького... Совсем забыла...
Она принесла пакет с пряниками и коробку конфет. Коробку украшали розы и надпись: «Птичье молоко».
– Берите, берите, не стесняйтесь. Пробуйте... Слава, не стесняйся, бери побольше...
Конфеты сверху были коричнево-шоколадные, а начинка – и белая, и жёлтая, и розовая. Таких конфет мы ещё не видели
– Интересно: «Птичье молоко»... – я взглянул на дядю Жору и хотел расспросить его о конфетах, но он опять подал мне знак: «Молчи». А когда Дина ушла в дом, заговорщически, вполголоса сказал:
– Вот ещё одна диковинка чудной страны Молдавии. Не хотел я вам рассказывать об этом, но, видно, придётся. Митя сам прочитал: «Птичье молоко»... Только давайте сразу договоримся: вы об этом никому ни слова, ни полслова. Договорились?
– Да.
– Так вот, выращивают в Молдавии птиц – цесарок, которые не только яйца несут, но и дают молоко. Правда, не по ведру, как коровы, а по чуть-чуть, с полстакана каждая. Вот из этого молока и делают начинку для конфет.
– А почему же она разноцветная и не жидкая?
– Разноцветная – это от добавленных красителей, чтоб, значит, конфеты повеселее выглядели. А что не жидкая – так разве из коровьего молока не делают твёрдые продукты: творог, сыр?
– Делают... А почему при Дине об этом говорить нельзя?
– Я же говорил, что если молдаванам напоминать, что у них что-то делается не так, как у других, то они сильно обижаются. Да любого возьмите: если у человека длинный нос или большие уши, разве ему понравится напоминание об этом? Да ещё и дразнить будут. Вон, в Хлудневе вся деревня горшки делает, так их и дразнят «горшечниками». Молдаван тоже дразнят «птичьими доярами».
Удивительная эта страна Молдавия. Всё-то у них не так.
– Дядя Жора, а почему вы там не остались жить, а едете на Урал?
– Да, ребята, хороша страна Молдавия, а Россия лучше всех. Зовёт меня Урал, зовёт завод, зовёт мой карусельный станок. Уже три года прошло, как расстался я с ними, но забыть не могу. Не могу жить без шума заводского, без гула цехов. Вот ожидаем вызов с завода, а если не дадут, то и не знаю, как жить дальше... А Молдавия – это совсем другое. Другая жизнь, другие люди, другие нужны привычки. Видно, не для меня она.
– А кто вам дороже – Россия, завод или Дина?
– Вот даже как? Не дай Бог, чтобы этот вопрос задала мне сама жизнь... Заговорил я вас, ребятки, – Славка совсем уж уснул...
Славка действительно сидел и клевал носом. В одной руке у него растаяла конфета, другой он еле держал кружку.
Дядя Жора, а станок карусельный – это на котором карусели делают?
– Нет, Митя, на нём каруселей не делают. Давай про станок я расскажу тебе завтра. Сейчас уже поздно и надо идти спать, а тебе ещё в тумане корову искать...
Завтра так завтра. Я отвёл сонного Славку домой, а сам отправился за Зорькой. Когда вернулся, Славке уже помыли ноги, смазали их «коровьим» вазелином, чтобы ночью цыпки не болели. «Коровьим» мы называем вазелин за то, что им смазывают корове вымя.
У отца я спросил: правда ли, что арбуз – это ягода? Он подтвердил, что это так.
– А есть такие птицы – цесарки?
– Есть.
– А они домашние?
– Да, я видел их в Ленинградской области. Их держат в хозяйстве, как кур.
Я пошёл спать. Мне снилась страна Молдавия с большими садами, в которых арбузы росли прямо на деревьях, а между деревьями ходили птицы-цесарки с длинными павлиньими хвостами и коронами на головах. Пасла этих птиц Диана. На ней было белое платье, а на ногах длинные охотничьи сапоги. Диана играла на гармошке. По всему саду, а может быть, и по всей Молдавии, разносилась быстрая мелодия. Мелодия эта была настолько объёмна и отчётлива, что я проснулся и ничего не мог понять – она звучала и наяву, только исполнялась не на гармошке. Я кинулся в зал, где стоял телевизор, – именно от него шла музыка, – но я опоздал. Дикторша сказала, что вечерний концерт завершён танцем «Чардаш» в исполнении молдавского танцевального ансамбля «Жок».
Так вот как называется мелодия, которую часто играла Диана. «Чардаш»...
На следующий день дядя Жора принёс гармошку и сказал, что пришёл вызов с завода, его приглашают работать и обещают комнату в семейном общежитии и что сегодня вечером они с Дианой уезжают. Так и не рассказал он про карусельный станок...
А насчёт «Птичьего молока» я узнал у отца. И о том, что «Раковые шейки» тоже сделаны не из шеек раков, и в «Гусиных лапках» нет ничего от гусей. Просто конфетам дают загадочные, необычные названия – для привлекательности.
2003
Произведение публиковалось в:
"Амур. №05": литературно- художественный альманах. – Благовещенск, 2006