Шутка
Долгий прохладный вечер, какие бывают только в конце августа – начале сентября. В такие вечера надо тихо сидеть на ступеньках крыльца и созерцать переливы высоких облаков, либо заниматься несложным делом, чтобы руки были заняты, а мысли, как облака, могли витать где-нибудь далеко-далеко. Лёгкая, едва заметная грусть на исходе лета позолотой подкрашивает чувства и мысли.
Сергей – мужчина лет сорока – во дворе колол дрова, когда в калитку нетвёрдой походкой вошёл его кум Иван.
– Здорово, кум.
– Здорово, здорово...
– Я посижу у тебя тут.
– Посиди, место не просидишь.
Сергей удивился этому визиту. Хоть они с Иваном и выросли на одной улице, и в школе сидели за одной партой, а потом и породнились (жена Сергея крестила одного из сынов Ивана), но дружбы не водили. Повстречаются, поздороваются и разойдутся.
Причиной тому была жена Ивана – Зойка.
Давно длинноногой девчонкой появилась она с отцом-цыганом в деревне. Купили дом на окраине и жили вдвоём, никому не докучая. Цыган работал в кузнице и по мере сил ладил колхозный инвентарь: плуги, бороны, телеги – да подковывал лошадей. Шли к нему и сельчане: кто с прохудившимся ведром, кто с кастрюлей – всем помогал, никому не отказывал. Зойка ходила в школу. В гости ни к кому они не ходили, и к ним в дом мало кто заглядывал. Жили мирно и одиноко. Деревенские кумушки о появлении цыган говорили разное: одни, что цыгана соплеменники выгнали из табора, другие, что он сам ушёл, оставив там жену, третьи – расстался с кочевой жизнью ради образования дочери. А что было на самом деле – того в деревне не знают.
Цыган был видным мужчиной. Собой красив, высок, силён и весел нравом. Любой музыкальный инструмент в его руках оживал. Кажется: возьми он в руки вилы – и те сыграют что-нибудь весёлое, плясовое. Многие вдовушки пытались его приручить... Только жил и трудился цыган Петро для своей дочки-красавицы. Она одна для него свет в окошке.
Чёрные большие глаза, длинные кудрявые волосы и яркие губки Зойки по ночам снились не одному Сергею. Но... Из многих женихов в мужья она выбрала неказистого, со сломанным носом и выбитыми в драке зубами Ивана. Почему? Это ещё одна загадка для деревни.
Сергей женился на Зойкиной подруге Катерине. Хотя и до сей поры чувствует: позови его Зоя – сейчас же оставил бы всё и пошёл, нет, не пошёл, а полетел бы к ней.
Женщины и сейчас дружбы не теряют, а Сергей с Иваном как чужие.
И вот тебе на – гость, да ещё к ночи. Лирическое настроение исчезло. Пришлось воткнуть топор в полено и присесть рядом с Иваном на ступеньку крыльца. Посидели, покурили, помолчали...
– Погоди, пойду в избу, скажу Катерине, чтобы на стол чего-нибудь сообразила, – Сергей встал.
– Не надо – с меня хватит. «Насоображался» так, что и домой стыдно показаться.
– Что такое?
– Да понимаешь, утром поехали с Зойкой в город кое-чего прикупить ребятишкам к школе, да чёрт меня попутал с этой «соображаловкой». А дело получилось вот как. Приехали в город рано – промтоварные магазины ещё закрыты. Пришлось ходить и глазеть по продовольственным. Зашли в центральный гастроном, а там колбасу недорогую продают. Очередь – километр. Ну, моя-то такого удовольствия не упустит – в очереди постоять. А что прикажете мне делать? Походил-походил взад-вперёд перед магазином, да и заглянул за угол. А там в шинке на розлив продают.
– Что продают-то?
– Ну, не молоко же... Решил и я удовольствие получить – «пропустил» сто граммов водочки. Вернулся в гастроном, а там очередь едва продвинулась. Походил, потолкался да опять за угол... Ну, «принял на грудь» ещё сто пятьдесят. Постоял на улице, покурил, дождался: выходит моя ненаглядная с колбасой. Пошли в универмаг. А по дороге она и унюхала или ещё как догадалась, что и я время даром не терял. Что тут началось?! Ты же знаешь, она не промолчит... Идёт следом и высказывает! Да так громко, что, кажись, все прохожие слышат и на нас оглядываются. Городские-то женщины так не ругаются. Сраму на весь центр. Иду, как под конвоем. А она не перестаёт: костерит и костерит, костерит и костерит!
Проходим как раз мимо милиции, а там у дверей милиционер стоит и на нас подозрительно смотрит. Вот тут и толкнула меня нечистая сила над женой пошутить. Говорю: «Товарищ милиционер, примите меры. Вот пристала цыганка и позорит меня на всю улицу. Несёт чёрт-те что, да ещё и ругается. Никак отвязаться не могу. Была бы моя – побил бы. Найдите на неё управу. Тут она остановилась, глазами хлопает, а слова сказать не может. Милиционер её под ручку и: «Пройдёмте, гражданочка». Когда за ними дверь закрылась, я аж за живот схватился – смешно стало. А потом и у самого челюсть отвисла – смех горьковатым стал – собственную жену ни за что в кутузку сдал.
Её, конечно, отпустили... Минут эдак через пятнадцать – я это видел уже с противоположной стороны улицы. И направилась она не в магазин, а сразу на автовокзал – домой ехать – не до покупок стало. А я вот проболтался по городу, встретил наших деревенских, с ними ещё добавил... Теперь до дому надо. В избу сегодня уж не пойду – на сеновале перекантуюсь, а то начнётся вторая серия представления.
Иван встал, потряс головой и направился к калитке:
– Бывай, кум.
– Бывай, шутник, – ответил Сергей, а потом подумал: не шутник ты, а шут гороховый.
Через минуту с улицы раздалось Иваново соло: «Врагу не сдаётся наш гордый “Варяг”, пощады никто не желает».
«Простит она тебя, как всегда прощает, за твои дурацкие выходки», – подумал Сергей и, ни с того, ни с сего, зло пнул чурбак с воткнутым топором. Всё – сегодня работы не будет! Сергей снял с гвоздя пиджак, накинул на плечи и через огород пошёл на берег речки.
На небе медленно догорал розовый закат, а внизу, под обрывом, летали ласточки-береговушки и, касаясь водной глади, разрушали её золотистую поволоку.
Долго сидел на берегу Сергей. Погасло небесное золото в воде, попрятались в норы ласточки. Прохладой потянуло с реки, на траву пала роса. Он уже собрался уходить домой, когда за спиной послышались шаги и раздался Зойкин голос:
– Ой... Сергей, это ты? Ты моего Ванюшу сегодня не видел?
Сергей помолчал, подумал: говорить или не говорить? Потом спросил:
– А он что, с работы не пришёл или дома не ночевал?
– Да нет, в город мы сегодня ездили. Он на автобус опоздал... Думала, что последним приедет, а его и на последнем не было. Что с ним могло случиться? Все глаза проглядела... К свекрови бегала, всю родню обошла – нет его... Где ещё искать – ума не приложу, – голос её дрожал, в нём слышалось отчаяние.
– Ты на сеновале глядела?
– Нет, не догадалась...
– Не бегай, не ищи – он на сеновале.
За спиной затихли Зойкины шаги. Зойка ушла, но пришла ноющая боль в левой стороне груди. Сергей медленно встал и на ослабевших ногах поплёлся к дому: «Какие же вы, бабы, дуры».
2003
Произведение публиковалось в:
Газета "Амурская правда". – 2003, 12 июля
"Амур №05": литературный альманах БГПУ. – Благовещенск, 2006