Узник
Корнель взялся руками за прутья решетки и прильнул к ним лицом. Его взгляд был устремлен далеко за пределы тюрьмы, туда, где широкой полосой поднимался рассвет.
Все мускулы его лица были в напряжении, лоб покрыт испариной. Несмотря на свои двадцать восемь лет, лицо Корнеля все было в морщинах, особенно ярко выделялись горькие складки у его губ и под нижними веками, которые делали его глаза еще более напряженными. Его черные волосы до плеч спутались, засалились, свисали с головы безжизненными прядями. Губы потрескались до крови.
Корнель так изменился за последние три дня. Еще совсем недавно он был молод, здоров, полон жизни, энергии, надежд, любви. Но тот роковой день перевернул всю его жизнь…
Все кануло в бездну. Теперь он здесь, один, среди глухих каменных стен ждет своей смерти.
Время – странная штука. Кажется, что оно ползет медленно и утомительно скупо. Какими бесконечно длинными казались Корнелю эти дни в ожидании своего последнего часа. Но вот они прошли. Пролетели так быстро, что Корнель не успел опомниться. Словно ветер сдул с одуванчика его белые зонтики.
Кровь стыла в жилах от одной только мысли о том, что сегодня его не станет. День и ночь будут так же сменять друг друга, люди будут так же бродить по улицам города, торговать, покупать, ругаться, смеяться, плакать. Но все это будет уже не важно. Его, Корнеля, не будет. Он не увидит все это, не почувствует, не переживет.
Куда же ты, солнце? Почему так быстро и непреклонно всходишь на небо? Побудь еще немного за горизонтом. Дай Корнелю еще немного времени.
Но солнце глухо к просьбам несчастного. «Это время тебе не поможет, - отвечает оно ему. – Это лишь продлит твои страдания. Не ты первый, не ты последний. Все люди умирают». – «Возможно, - отвечает Корнель. – Я не первый и не последний. Но я – единственный. Единственный родной живой человек для себя. Какое мне дело до остальных?»
А солнцу какое дело до этого человека?
Корнель поймал себя на том, что тратит время попусту на какие-то глупые мысли. Не об этом надо думать в последние часы своей жизни. Нужно думать о чем-то важном, очень важном. У него так мало времени, а он даже не может сосредоточиться. Вот если бы не умирать! Он жил бы до глубокой старости. Сколько было бы у него времени! Оно измерялось бы не секундами, не минутами, а летами и даже десятками лет.
Десять лет! Это так много. Это целый клад.
А может, еще не все потеряно? У него есть хорошие друзья, которые уже знают, что Корнель в тюрьме. Они любят его, они не смогут просто с этим смириться. Они должны спасти его! О, если б это было так! Если б у них все получилось…
Корнель взглянул на солнце, которое уже до половины вылезло из земли. Куда же ты так спешишь, глупое?
Корнель отвернулся от окна и нервно зашагал по комнате. «Из земли может выйти только солнце, - подумал узник. – Человеку же суждено лишь уйти в землю».
Корнель остановился. Опять он думает не о том. Времени так мало, а остается все меньше и меньше. А ему еще нужно сделать что-то очень важное, и это нужно сделать срочно. Но что?
Внутреннее напряжение не давало Корнелю сосредоточиться, чтобы вспомнить и осмыслить, что он должен сделать. А ведь это так важно. Как он мог это забыть! Время уходит, а он никак не может вспомнить.
Корнель схватил голову руками, чтобы как-то удержать свои мысли. Но мысли подобны времени. Их руками не удержишь. Они плывут и плывут куда-то, а назад их не вернешь. Но ведь он должен что-то вспомнить, или это все так постепенно и уйдет из него: время, мысли, жизнь? Все уйдет, испарится, и не будет ничего?
Корнель заревел, как раненный зверь и начал метаться по всей камере. Он не видел перед собой ничего. Он натыкался на стены, бежал от них и снова натыкался. Стены словно сужались вокруг него, грозя раздавить. Корнель задыхался. Он начал биться головой о стену. Он не чувствовал ничего: ни боли, ни отчаянья, ни теплой липкой жидкости, залепляющей его глаза. Это был момент умопомешательства.
Дверь отворилась, и в камеру вбежали двое тюремщиков. Они оттащили Корнеля от стены и бросили на пол.
- Несчастный сумасшедший! – сказал один из тюремщиков. – До каких пор ты будешь долбиться о стены? Скорей бы тебя казнили, что ли.
К Корнелю постепенно вернулось осознание. Он медленно поднял голову на тюремщиков и увидел позади них приоткрытую дверь своей камеры. Корнель захлебнулся воздухом. Вот он – путь к спасению. Эта дверь так близко от него, и вместе с тем так далеко. Но это последний шанс. Ближе, чем сейчас, свободы уже не будет. Такого случая не представится. Это ниспослано ему богом. Это спасение!
Тяжело дыша, Корнель поднялся на ноги. Только бы рассчитать удар, только бы поднялась рука, только бы не промахнуться.
Сжатый кулак с силой рассек воздух и достиг лица одного из тюремщиков. Корнель почувствовал теплую кровь у себя на руке, услышал скрежет зубов и какой-то хриплый гортанный звук. Тюремщик без чувств повалился на пол. Второй ринулся на Корнеля с поднятыми кулаками. Узник и сам не мог понять, как увернулся от этого точно рассчитанного удара. Корнель схватил тюремщика за горло и мощным рывком отбросил его на каменную стену. Тот осел на пол.
Корнель постоял над и бесчувственными телами. Откуда только силы взялись? Неужели он смог расправиться с тюремщиками? Неужели он победил? Неужели эта приоткрытая дверь вовсе не мерещится ему? Он свободен? О господи!
Корнель не смог перекреститься. Его рука не поднималась. Он захохотал, как дикий, и в то же время слезы хлынули из его глаз, смешиваясь с кровью, грязью, залепляя рот и глаза.
Узник вышел из своей камеры в коридор. Это еще не свобода, но почти свобода. Сейчас он выберется отсюда и увидит солнце, воздух, деревья, людей. Он увидит свободу. Он уже почти свободен!
Корнель брел по коридору и хохотал, как безумный. Спотыкался, падал, опять поднимался и шел вперед. Он не мог сдержаться, не мог идти бесшумно. Он падал от счастья и усталости. Эхо разносило эти громкие звуки по гулкому коридору. Корнель не удержался и закричал во весь голос:
- Я свободен! Свободен!
И вдруг он услышал чей-то стон. Сначала Корнель даже не понял, откуда он идет. Этот до странности знакомый, этот леденящий душу стон. О, если бы он не слышал его! Как было бы все хорошо!
Корнель открыл глаза и услышал стон, который вылетел из его груди. Узник сидел на полу в камере один. Дверь была закрыта.
Что же произошло? Неужели ему не удалось сбежать отсюда? Неужели его вернули в эту камеру? Или ничего этого не было? Ведь он ясно помнит, как сбежал отсюда. Почему же он опять здесь?
Корнелю стало жутко. Все было так хорошо. Он поверил в свое спасение, он почувствовал запах свободы, он мог снова жить, и вдруг очнулся в своей удушливой камере. Корнель затряс головой. Слезы брызнули из глаз от бессильной ярости и отчаянья. Отсюда нет спасения!
Неужели ничего нельзя сделать? Надо бежать отсюда, бежать. Но как? Тоскливым взглядом Корнель обвел помещение. Его глаза остановились на зарешеченном окне. Если бы высадить решетку, путь был бы свободен. Он мог бы выбраться отсюда, неважно как. Не это сейчас главное. Главное: высадить решетку.
Корнель медленно подошел к окну и взялся руками за прутья. Он должен это сделать, должен, должен, должен – стучало его сердце. Корнель постоял немного, набираясь сил, сосредотачиваясь на предстоящем. Затем он глубоко вздохнул и принялся с силой выдирать решетку из стены. От напряжения у Корнеля начали раздуваться вены на висках, крупные капли пота катились по его лицу, глаза его были до боли зажмурены. Он слышал какой-то скрип – то скрипели его зубы, - но Корнелю казалось, что это трещит решетка.
И она поддалась этому яростному натиску нечеловеческих усилий. Медленно отделилась она от стены. Оставалось еще немного. Сердце стучало все чаще и напряженнее. Неужели он высадит решетку? Неужели он будет свободен? Силы были на исходе. Корнель плотнее сжал зубы и сделал последний рывок. Решетка вылетела из стены и повисла в руках Корнеля. Сам узник не удержался на ногах и упал на пол. Он хотел разжать пальцы, но они не слушались его. Путь был свободен, но Корнель – прикован к решетке. Рукам становилось все больней и больней. Железо впивалось в мясо до костей. Корнель стонал, метался по полу, а боль все нагнеталась. Корнель закричал и, наконец, смог разжать пальцы. Наступило минутное успокоение, а потом он опять почувствовал, что его руки жжет огнем и болью.
Корнель отполз и сел под окном, прислонившись спиной к стене. Он закрыл глаза, отдышиваясь, стараясь справиться с болью. Надо было бежать отсюда. Скорей, скорей на воздух! Но сил не было даже подняться. «Я немного посижу, - решил Корнель. – Совсем немного. А потом пойду. Господи! Неужели я свободен?»
Он вдруг почувствовал, что улыбается, и слезы текут по его лицу. То были слезы счастья. Корнель хотел помолиться, но решил не терять времени. Помолится он потом, когда окончательно выберется отсюда. На свободе у него будет много времени. А сейчас оно поджимало. В любую минуту сюда могли войти тюремщики. Так что надо спешить.
Корнель тяжело поднялся, подошел к окну и уже хотел вылезти в него, но в ужасе отпрянул. На окне была решетка.
«Что это? – лихорадочно соображал Корнель. – Почему здесь решетка? Ведь я вытащил ее, и она должна лежать на полу».
Корнель медленно напряженно оглянулся, обвел взглядом пол. Решетки нигде не было. Может, ее просто не видно? Слезы застилали глаза Корнеля, и все, что он видел, как-то странно расплывалось перед ним. Нервным движением он утер рукавом глаза и снова посмотрел на по своей камеры.
- Почему? – прошептал узник, переводя взгляд на решетку в окне. – Неужели я вставил ее обратно? Не может же быть, чтобы и это мне померещилось! Я не сумасшедший, нет. Я помню, как вытащил решетку. Выходит, я вставил ее обратно? Да, да, я почти помню, как поставил ее. Я ведь почти убежал отсюда. Или…
Корнель почувствовал странную волну ужаса. Он резко обернулся, и ему показалось, что вся его камера наполнена привидениями. В длинных развевающихся одеждах они плыли по камере, качали стены, и эти стены качались из стороны в сторону, наступая на Корнеля, и каменный потолок опускался. Эхом по камере раздавались голоса.
- Пошли вон! Пошли вон! – закричал на них Корнель.
- Что же, вы отказываетесь от священника? – спросило одно из привидений.
- К черту священника! Пошли все вон! Вон!
Корнель кричал что-то, размахивая руками, а привидения перед ним сменяли друг друга, подходили, трогали его, тащили куда-то…
… Корнель открыл глаза. Он увидел над собой голубое небо, пушистые облака. Солнечные лучи ласкали его лицо. Корнель зажмурился. Хотелось спать. Его мерно покачивало, успокаивая и убаюкивая.
И вдруг Корнель вспомнил все. Он попытался вскочить, но сумел лишь приподняться. Все мелькало перед ним, и он не мог даже ничего разглядеть. Постепенно его мутный взор прояснился, и Корнель увидел далеко на горизонте черную плаху. Он так и замер от ужаса, дыхание перехватило, глаза расширились до боли. Он не понимал, что его везут в телеге, что возле эшафота начала собираться толпа любопытных зевак и любителей острых ощущений поглазеть на казнь. Он видел только плаху. И она приближалась, росла, возвышалась над ним.
- Это конец? – спросил себя Корнель.
Нет, это не может быть концом. На небе сегодня такое яркое солнце, что, кажется, все люди ему радуются. Это просто несовместимо: солнце и плаха, жизнь и смерть.
- Это не может быть концом, - повторил Корнель. – У меня ведь есть друзья, они меня любят, они не дадут мне умереть. Они должны спасти меня. У меня ведь много друзей. Хотя бы один должен спасти меня!
Корнеля бросило в дрожь. Плаха неумолимо приближалась. Теперь на ней можно было разглядеть фигуру палача.
Зрелище был настолько ужасным, что Корнель закрыл глаза, чтобы не смотреть на это. Но так оказалось еще хуже. С каждым ударом сердца Корнель чувствовал прилив отчаянья и страха. Вырваться! Убежать!
Но Корнель не мог даже пошевелиться. Страх сковал его тело.
А вдруг – у Корнеля даже перехватило дыхание от этой мысли – вдруг все это опять мерещится ему? На самом деле нет никакой плахи и никакого палача. А все это – лишь плод его больного воображения. Ведь он несколько раз уже проваливался в какой-то иной мир, не настоящий, но почти настоящий. Может, и сейчас все это ему чудится? Стоит только сделать усилие, и он очнется в своей родной тюремной камере.
Корнель с тоской посмотрел на небо. Нет, не чудится ему такое. Такое может быть лишь в действительности.
- Господи, помоги мне, Господи! – взмолился Корнель, ища на небе какое-то спасение.
И вдруг он понял, что оно не сможет помочь. Чистое светлое лазурно-голубое небо лишь нежно улыбалось ему. Нежно и сочувственно.
- Не нужно мне сочувствие! – чуть не закричал Корнель. – Мне нужно спасение!
Телега замедлила ход. Они подъехали к плахе и остановились.
И вдруг где-то далеко-далеко Корнель услышал конский топот. Он еще не понял, что к чему, но в его душе забрезжила надежда. Это едут за ним! Они должны спасти его!
Он поднял голову и стал всматриваться через толпу вдаль. Он увидел группу всадников, лихо скачущих прямо к нему. В ту же секунду стражники взяли его с двух сторон.
Всадники приближались.
Стражники повели Корнеля к эшафоту.
Но Корнель не мог идти. Голова кружилась. Ноги подгибались.
Просвистела стрела. Один стражник как-то странно скорчился и сел на землю. Другой рванулся в сторону, но стрела настигла и его. Корнель совсем обессилел от внезапно нахлынувшего счастья и чуть не упал. Всадник на коне подхватил его и помог забраться к себе в седло.
Это был лучший друг Корнеля – Жак. Корнель прижался к его спине и заплакал навзрыд.
- Жак!.. Милый!.. Дорогой!.. – шептал он, задыхаясь, сквозь слезы.
Он чувствовал запах его одежды. Он слышал конский топот и чувствовал, как его потряхивает в седле. Это не может быть новым приступом галлюцинаций. Это слишком реально и слишком хорошо, чтобы это оказалось неправдой.
Корнель споткнулся и вынужден был открыть глаза. Он увидел какие-то ступени – деревянные, гнилые ступени. Корнель боялся поднять голову выше.
«Что это? Что это? – лихорадочно соображал он. – Это не ступени эшафота, нет. У него совсем не такие ступени. Эшафоты не строят из гнилых досок. Это, скорей всего, крыльцо дома моего друга Жака. Да, да, я узнаю его. Это именно то крыльцо. Жак привез меня к себе домой».
Стражники подтолкнули Корнеля в спину. Он поднялся на три ступени и очутился на деревянном помосте плахи. Он понял это.
- Где же я раньше был? – спросил себя Корнель. – Я бы смог убежать раньше. Если бы я сильно постарался, то смог бы. А теперь уже поздно, слишком поздно. Я сам виноват в своей смерти.
Смерть! От одного этого слова волосы на голове становятся дыбом и медленно седеют.
Безумным взглядом Корнель оглядел все вокруг: палача, эшафот, толпу народа. Что-то поднялось в его душе: то был животный ужас. Он медленно поднимался от ног до самого сердца.
И вдруг все стало как-то просто. Корнель увидел в толпе женщину в черном плаще, которая медленно продвигалась к эшафоту. Она не сводила глаз с Корнеля. Но почему-то он не мог разглядеть ее лица.
«Кто это? – соображал несчастный. – Может, это моя мать?»
Но он не помнил своей матери.
«Или это жена?»
Но он не помнил, была ли у него жена.
Несмотря на это, Корнель понял: эта женщина спасет его. Он улыбнулся. Ему так хотелось, чтобы женщина быстрее подошла к эшафоту. Она должна сказать ему что-то важное. А плаха, казнь – все это отступило куда-то.
Женщина приближалась. Корнель сделал ей шаг навстречу и протянул руки.
- Ты пришла, - прошептал он.
- Пришла, - ответила женщина тихо. Так тихо, что никто, кроме Корнеля, ее не услышал.
- Кто ты? – спросил он ее.
- Я Смерть.
- Смерть? – от неожиданности он сделал шаг назад. – Ты не можешь ей быть. Ты не такая!
- Потому что я не просто смерть, а твоя собственная смерть, - ответила женщина и скинула с лица покрывало.
Корнель встретился взглядом с собой. Смерть была с лицом Корнеля.
Несчастный пошатнулся. В ушах загудело. Перехватило дыхание. Корнель застонал и упал на деревянный помост.
Но конский топот не был галлюцинацией. И Корнель не ошибался, предполагая, что кто-то едет к нему на помощь. Во весь опор на коне скакал нарочный с помилованием для осужденного.
- Стойте! Стойте! – издали закричал он. – Остановите казнь! Помилование!
Палач, склонившийся было над бесчувственным Корнелем, поднялся навстречу нарочному. Толпа разочарованно загудела. Они собрались посмотреть на казнь, а ее отменяют. Не мог этот гонец опоздать минут на пять!
Всадник начал продираться сквозь толпу. Люди неохотно расступались. Наконец, нарочный добрался до эшафота, спрыгнул с коня и забежал на помост.
- Что с ним? – спросил он, указывая на Корнеля.
- Известное дело: обмер малость.
- Помер?
- Да нет. Просто в обморок упал при виде меня. Сейчас скажешь ему, что помиловали, опять свалится, только от счастья, - объяснил палач.
Он подошел к Корнелю и, глядя на него сверху вниз, пнул ногой.
- Ну ты, вставай!
Но Корнель не приходил в себя.
- Вставай, говорю! Знал бы, зачем тебя бужу, уже б давно очнулся.
Палач еще раз пнул его, но, увидел, что это не помогает, наклонился и перевернул его на спину. Он встретился с потухшими безжизненными глазами Корнеля.
Он был мертв.
1994
Произведение публиковалось в:
proza.ru