На земле Обетованной

           1
     День земли обетованной
     Спозаранку хмур опять:
     Небо – в тучах, даль – в тумане…
     Может, зонт в дорогу взять?

     Не впадай наивно в небыль
     И не майся дурью зря –
     Не прольёт ни капли небо
     Здесь с весны до октября.

     Но откуда же повсюду –
     Пальмы, рощи, трав наряд?!
     Вот что могут сделать люди,
     Если очень захотят.


           2
     И по годам давно не молод,
     И жив не хлебом лишь одним,
     А въехал как в обычный город
     В священный Иерусалим.

     Конечно, было осознанье,
     Чем эта встреча хороша,
     Но ни восторга, ни страданья
     Так и не выдала душа.

     Да и откуда взяться вере
     В какой-то праведный Завет
     В душе подростка-пионера
     И коммуниста зрелых лет?

     Религиозные химеры
     Замещены исходно в ней
     Иной, безбожной, были верой
     В земное счастье всех людей.

     Мы шли по жизни вместе с нею,
     Себя в походах не щадя,
     И счастлив тот, кто за идею
     Жизнь отдал с именем вождя.

     Но жалок тот, кому осталась
     От всех несбывшихся надежд
     Одна душевная усталость
     Да хлам изношенных одежд,

     Кто разуверился при жизни
     И в идеалах, и в вождях,
     И не сберёг своей Отчизны,
     И сам остался на бобах.

     Вникаю в храмовые сферы,
     Но как святыни ни зови,
     А все причастия без веры –
     Что поцелуи без любви.

     Стою перед Стеною Плача,
     Смотрю на страждущий народ
     И тем завидую, кто алчет
     И от души поклоны бьёт.

     Нет ничего на белом свете,
     Чему бы я молиться мог…
     И как избыть неверье это,
     Наверно, знает только Бог.


           3
       Иерусалим – город трех религий*

       Скажи мне, ветка Палестины…
           М.Ю. Лермонтов

     Путём земного бездорожья,
     Духовной жаждою гоним,
     Подался род людской к подножью
     Оазиса единобожья –
     Нагорный Ерушалаим.

     Предтечей настоящей веры
     Пришла прозрения пора,
     Что аполлоны и венеры –
     Всего лишь детская игра,

     Что Бог один на белом свете,
     И, как его ни назови,
     Мы все его родные дети,
     Творения его любви.

     А коли так – навек и сразу
     Божкам и распрям их конец,
     Ведь не для войн дал людям разум
     И породнил нас всех Творец.

     Казалось, вот оно спасенье
     От самых страшных в жизни бед…
     А жертвам самоистребленья
     И по сегодня счёта нет.

     Хоть все священнейшие книги
     Внушают нам, что Бог – любовь,
     Но вместо связи всех религий –
     Раскол, насилие и кровь.

     Неугасим враждебный пламень,
     Не оттого ль в закатный час
     Ерусалимский белый камень
     Имеет огненный окрас?

     Военный Молох жертвы множит
     Из века в век, из года в год…
     Когда же за единобожьем
     Единоверие придёт?

     Когда же муллы и раввины
     Нас призовут на братский пир?
     Скажи мне, ветка Палестины,
     Когда настанет в мире мир?


           4
     Рождённый в Благовещенске, стою
     В день Рождества у храма в Назарете,
     Где Гавриил Марии на рассвете
     Принёс с небес Благую Весть свою.

     Она сбылась. Отринь завесу лет,
     И там, где ты застыл, благоговея,
     Увидишь и пещерный Назарет,
     И отрока в семействе Иудея.

     Покуда отрок-сын, но, возмужав,
     Он возбудит святое в человеке
     И, на Голгофе смертью смерть поправ,
     Восславит Жизнь спасённую вовеки.

     А верные апостолы его
     И все единоверцев поколенья
     Провозгласят святое Рождество
     Днём своего духовного рожденья.

     И пусть земная участь не нова,
     А грех и зло меняют лишь одежды,
     Но Новый год начнётся с торжества
     Любви и дружбы, веры и надежды.

     Благословен и вечен Вести свет,
     Что нам от Бога предками завещан,
     Тому порукой – древний Назарет
     И на Амуре юный Благовещенск.


           5
     Далеко, далеко, далеко
     От милой российской земли
     Раскинулось море широко
     И волны бушуют вдали.

     Не знаю за что, но Всевышний
     Судьбу мне такую предрёк –
     Сменить нынче Дальний на Ближний
     Морями омытый Восток.

     На взморье на солнечном пляже,
     Тела покидав на песок,
     Блаженствуют граждане, я же
     Под пальмой сижу одинок.

     И берег покинуть не смея,
     За водный гляжу горизонт,
     Туда, где ладья Одиссея
     Под парусом белым плывёт,

     Откуда античная эра
     С грядущей скрепляет родство
     Гекзаметром мерным Гомера
     И страстною песней Сапфо.

     И радость земную, и горе
     Впитавшее в соль и гранит,
     Шумит Средиземное море
     И память о прошлом хранит.

     Эллада в веках не забыта,
     По ней я тоскую, любя…
     Явись из волны, Афродита,
     Мне так не хватает тебя.


           6
     Он не страшился в жизни ничего,
     Любую боль сносил, не дрогнув веком,
     Но даже застонал, когда его
     Назвал безумец добрым человеком.

     Он золото ценил и серебро,
     Ещё дороже – силу, власть и славу,
     Чтил род, но первородное добро
     Претило прокураторскому нраву.

     Он с юных лет в глухой тайник души
     Замуровал его, чтоб не мешало
     Крушить врагов, и подвиги вершить,
     И властвовать во что бы то ни стало.

     Но вот явился тот, чей зоркий взгляд
     В нём разглядел такое, что могло бы
     Переиначить жизненный уклад,
     Избавив душу от вражды и злобы.

     Неужто он, владыка этих мест,
     Поддастся смуте пришлого бродяги?!
     И приговор: философа – на крест,
     В забвенье – бредни о добре и благе.

     Вершитель судеб, баловень небес,
     Как вздрогнул он, от страха цепенея,
     Узнав, что убиенный им воскрес
     И обессмертил своего злодея.

     Молва о чуде верой проросла,
     Крестом увековечено распятье,
     И всякий час распятому хвала
     Звучит ему, распявшему, проклятьем.

     Тогда, послав невинного на смерть,
     Не ведал он, что сам себя осудит
     На вечное желанье умереть.
     Но смерти нет, и никогда не будет.

     Навек по обе стороны креста
     Добра и зла живая плоть распята.
     Воистину ужасна смерть Христа,
     Ещё страшней – бессмертие Пилата.


           7
     Огромный, моторный, крылатый,
     Жестокий и кровно родной,
     Закончился век мой, двадцатый,
     И властно позвал за собой.

     Но, хоть по судьбе и готовый
     Уйти с ним на вечный покой,
     Не внял я фатальному зову,
     Ступил за рубеж вековой.

     И мир, что моим был доныне,
     Остался за этой чертой,
     А я очутился в пустыне,
     Слывущей святою землёй.

     Здесь издревле в разные сроки
     Палимые солнцем одним
     Влачились мессии, пророки
     К заветным святыням своим.

     По ней же, их путь воскрешая, –
     На то и священна она –
     К вратам своих ада и рая
     Шли люди во все времена.

     А ныне безлюдна равнина,
     Здесь кто-то – лютей не найти –
     Расставил пехотные мины
     У пеших мирян на пути.

     И данная людям от Бога,
     Последняя в жизни земной
     Ведущая к миру дорога
     Военною стала тропой.

     Предаться бессильному плачу?
     В счастливую ль верить звезду?
     И я – каждый шаг на удачу –
     По минному полю иду.

     Иду по наитью, не зная,
     К подножью какой из высот –
     Голгофы, Сиона, Синая –
     Рисковый мой путь приведёт.

     Но верю: судьбою хранимый,
     Я вырвусь из вражьих тенет
     И верной стезёй пилигрима
     Взойду на земной эшафот.

     Душой воспарить на просторе
     И бросить прощальный свой взгляд
     На небо, на землю, на море,
     На солнечный мирный закат.


           8
     Вот такие в жизни перемены:
     Отсчитав полсотни трудовых,
     Я отныне здравствую в две смены
     Без отгулов и без выходных.

     Каждый день влечёт к себе с рассвета
     Заграничной жизни новизна –
     Краски субтропического лета,
     Средиземноморская волна,

     Пальмы, эвкалипты, кипарисы,
     Зелень трав, голубизна небес…
     Будто наподобие Алисы
     Я и впрямь попал в страну чудес.

     Вся страна – объехать суток хватит, –
     Но контрасты – оторопь берёт:
     На Хермоне снежно, а в Эйлате
     Африканским жаром обдаёт.

     Люди – все сограждане, и всё же
     Наяву при ясном свете дня
     Обликом и нравом так не схожи,
     Хоть по генам – кровная родня.

     Знать, не зря на два тысячелетья
     Бог ли, Рок – теперь уж не узнать –
     Разметал народ по белу свету,
     А потом собрал его опять.

     Но едва заката луч прощальный
     Смену сдаст владычице ночей,
     Как с Востока Ближнего на Дальний
     Возвращает вновь меня Морфей.

     И опять – в который раз, не знаю –
     На родном амурском берегу
     Я на жизнь в Израиль уезжаю
     И никак уехать не могу.

     Ведь давно оформлены бумаги,
     Решено, где быть и где не быть –
     Тяги не хватает ли, отваги
     Рейс тот судьбоносный совершить.

     Всякий раз находятся причины
     Вновь отсрочить на день свой отлёт…
     Но гудят и греются турбины,
     И на старт выводят самолёт.

     И отрадно, поутру вставая,
     Вспомнить вновь, очнувшись ото сна,
     Что своя – от края и до края –
     Велика Земля моя родная,
     Всем опора и на всех одна.


           9
     Это имя с детства грело душу
     Обаяньем девушки простой –
     Выходила на берег Катюша
     Предвоенной раннею порой.

     А в сороковые-роковые
     Имя-песню от невест вдали
     Наши боевые рядовые
     По фронтам Великой пронесли.

     И когда враги уже стояли
     В Подмосковье, в памятный тот год
     Неспроста «Катюшею» назвали
     Мы гвардейский грозный миномёт.

     Посылая стрелы грозовые,
     В огнемётном яростном бою
     Бились парни за края родные,
     За любовь неспетую свою.

     Только как могло случиться это,
     Но случилось всё же – верь не верь –
     Что своя советская ракета
     На меня нацелена теперь?!

     До чего же были близоруки
     Мы порою в выборе друзей,
     Раздавая дорогое в руки
     Хизбаллам всех видов и мастей.

     Знаю, за измену нет прощенья,
     И теперь, у жизни на краю,
     Принимаю кару как отмщенье
     За любовь неверную свою.

          

   

   Произведение публиковалось в:
   Альманах "Амур №06". Благовещенск – 2007.