Человек в закате
При встрече частиц материи и антиматерии может быть только взаимное уничтожение и появление чистой энергии. Наше первое правило - простое: не допустить их соприкосновения.
Рольф Ланда
Осколок, глухо клацнув, упал на дно зеленоватого стакана, на треть наполненного прозрачной жидкостью.
Мир не вынес этого движения и сложился вдвое в невиданном приступе тошноты, но в следующее мгновение из образовавшейся складки льняной салфеткой выползла боль и почти с нежностью охватила голову.
Голову с закрытыми человеческими глазами.
Бегущая строка: «Мы засыпаем чаще, чем просыпаемся».
А ночь еще не остыла. Там еще на бешеных скоростях поезда шли навстречу друг другу, а взлелеянные памятью сны тускло блестели каплями застывшего жира на вороненом небосклоне немытой сковороды.
Не было воды, чтоб залить саднящую бездну гортани. Человек увидел снежинки, плавно опускающиеся в позолоченную крито-микенскую чашу его потрескавшихся губ, ощутив влагу всей поверхностью рта, и почти с порнографической четкостью ему пригрезилось его собственное судорожно сокращающееся горло.
Он улыбнулся – сквозь трещину, разделяющую рай и ад, животворным фонтаном ворвался воздух…
- Я раб Твой, Господи! – оживила речь немеркнущая память. – Вечный раб Твой. Смилуйся надо мной! Прости, Господи, за все прости, чего не совершил я! Я люблю Тебя, как не любил никого и никогда! Не оставь меня…
- Не покину тебя, любимый, если сам ты меня не бросишь, - произнесла солнечная женская рука, зарывшаяся в его волосы алыми блестящими антеннами с добрыми глазами на подрагивающих кончиках.
…
Человек в Закате проснулся и понял, что он Перегрин Лой.
Быть Слугой Стара Солнцеподобным Уну Мондастара, Голосом Пророка, наконец, - нелегкий труд, скажу я Вам.
В 7-й день Хонта месяца, в оборот 10-го (голубого) Тальцвивиха этот труд заключался в Пляске Войны посреди Тронного Отсека орбитальной станции Ганнеамар в присутствии всего Высокого Совета.
Святой Перегрин (он же Вечный Лой) в обтягивающем серебристо-черном платье и высоких синих с золотом сапогах из глянцевой кожи, какие носили старкеры – солдаты космического десанта, танцевал. Танцевал под электронно-металлические раскаты Эстикиминора, самого популярного композитора Менлайна, который всегда, прежде чем сотворить свой очередной шедевр, год проводил в психиатрической лечебнице. В этой поистине дикой пляске была и исступленная ярость наступающих бронетанковых туменов, и легкость маневрирующих космозавров, и восторг победителей и отчаяние проигравших…
Его черный плащ развевался вслед за прыжками и резкими оборотами хозяина, показывая алый шелковый подклад, словно бешеная ночь выбрасывала из пасти языки пламени.
Да, Уну явно охватило священное безумие, всегда просыпавшееся в нем во время массовых ритуалов. А добрая доза танакана только усилила его…
Зал Пляски был отделен от остального пространства Отсека куполом из пуленепробиваемого прозрачного пластика, за которым, следуя примеру своего повелителя, бесновалась толпа. В ней были не только солдаты, правоверные найпы, но и просто ценители искусства с разных планет.
Кружась, словно сам Менлайн вокруг солнца, Уну резко упал на колени и выбросил руки вверх и вперед в жесте обращения к Лингу.
- Что будет с Землей?! – хрипло крикнул он в укрепленный на голове микрофон.
- Она УМРЕТ!!! – тысячами глоток откликнулась толпа.
- Да-а! – простонал Уну, будто испытав оргазм, и откинулся на спину.
Потом снова воздел руки и прокричал:
- Что будет с Империей?!!
- Падет! Падет!!! ПАДЕТ!!! – взревела толпа.
- Да! Да-а! ДА!!! – стонал и всхлипывал Лой, сокрушенный еще более сильным оргазмом.
- Так дайте ее сюда, - сказал он повелительно и тихо, когда музыка превратилась в глухой рокочущий звук, словно где-то далеко стучали миллионы тамтамов.
Двое дюжих старкеров втолкнули в купол, где на полу замер без движения Уну, полуобнаженную молодую девушку, олицетворяющую Империю.
У нее была хрупкая фигурка и длинные светлые волосы. Скорее всего, это была ни в чем не повинная студентка Хибонарского театрального университета, которой выпала редчайшая честь участвовать в этом уникальном шоу вместе с Самим Солнцеподобным. Ее выбрали из тысяч претенденток, поэтому она была идеалом.
Идеал гордился собой, как и полагалось Империи, - она величественной и грациозной походкой прошествовала к лежавшему в центре купола Уну.
Ритм нарастал. Толпа замерла в предвкушении.
Внезапно Лой вскочил, будто его тело было марионеткой, резко вздернутой на нитях невидимым кукловодом. Правой рукой, затянутой в черную беспалую перчатку, он схватил девушку за волосы и повернул ее испуганное личико к объективу спустившейся с потолка телекамеры.
На огромных экранах, светящимся кольцом расположенных на стенах Отсека, крупным планом показалась гримаса ужаса, исказившая прекрасные черты модели. Она еще верила, что все происходящее – только игра, но разинутый алый рот был перекошен, и зрители могли разглядеть даже блестящую ниточку слюны, протянувшуюся от верхней губы к нижней. Голубые огромные глаза от страха стали еще больше, а чуть поодаль алым огнем сверкали безумные глаза Лоя, который еще секунду казался обессилевшим от танца.
- Что мне сделать с ней?! – прокричали на всех экранах его черные губы, и неслышно по тысячам мозгов ударили мощные омега-волны.
- УБЕЙ!!! – грянула толпа, и жуткое эхо прокатилось по всей станции.
В ту же секунду из-под гривы черных волос Уну взлетела его левая рука с длинными похожими на когти ярко-синими ногтями, которыми он полоснул девушку по беззащитной шее. Экраны благодаря тончайшей работе операторов, мгновенно прогонявших в студии изображение через компьютеры, замедленно показали эту почти нереальную феерию красок: раскрывающийся веер небесных лезвий, взметнувшийся ураган длинных золотых волос жертвы и алые крупные капли, ударившие в объектив камеры из раскрытого молочно-белого горла.
Зрители в зале и во всем Мондастаре смогли насладиться каждой подробностью этой сцены под вновь взревевшую в динамиках истерию металлических звуков.
Запах крови опьянил Лоя. Он снова и снова бил когтями по горлу, по лицу, по груди жертвы. Музыка заглушала истошные вопли девушки и дикий хохот Уну, терзавшего ее подобно стервятнику, демонстрируя камере свежие алые порезы.
Империя упала на четвереньки, - трясущиеся руки Лоя не могли больше удержать ее отяжелевшее тело, - и тогда он пнул ее острым кованым носком сапога в мягкий живот. Она скорчилась и рухнула на бок. Удары сыпались один за другим до тех пор, пока блестящие десантные сапоги не окрасились кровью.
Только тогда бешеный ритм и металлический рев уступили место оркестру, - с трагичным надрывом застонала виолончель и, высоко всхлипнув, заплакали скрипки. Поминальным рыданием разразилась специально приглашенная капелла Литуранской оперы.
Уну медленно, будто подкошенный выстрелом, опустился на колени рядом с затихшей жертвой, взял ее на руки и нежно прижал к груди ее светлую головку.
Зрители увидели его красивое мужественное лицо, по которому текли слезы, смывавшие тени и тушь и оставлявшие поэтому размытые черные дорожки.
...
Уну умел видеть чужими глазами. И он видел, что они ненавидят его, даже когда поклоняются ему. Такова роль Бога на земле.
- Ты отлично заводишь толпу, Солнцеподобный, - вежливо склонив голову, сказал Проверяющий Навой.
Лой улыбался и плакал, глядя в космос.
- Вы не боитесь превентивной атаки Империи? – спрятавшись за толстые очки, поинтересовался корреспондент газеты «Ларамин сегодня».
- Страх исходит лишь от надежды. Мы исполнены верой, а значит, уверенностью, - жестко ответил Уну. – Глядите, как неуверенность убивает человека.
С этими словами он сделал едва уловимый жест своей тонкой аристократической рукой, и охранники увели репортера.
Лой тонко и пронзительно хохотнул, вскинув глаза в небытие.
Посол Земной Конфедерации, Джонотан Фрост, сжав кулаки, взирал на возлежащего на пологом троне правителя Менлайна.
- И после этого вы осмеливаетесь заявлять, что в Мондастаре демократия, и Старлингеры обеспечивают права человека? – В голосе посла звучала ненависть и горечь.
- Ее смерти желало большинство найпов, друг мой, - с улыбкой ответил Лой. – Демократия – это власть агрессии и секса, свойственных людям в большей степени, нежели милосердие и целомудрие. Мы поставили их пороки на службу добродетели. Мы научили их любить свою слабость, и она стала их силой. А о правах человека хорошо умеет говорить наш Святой Ренн…
Уну жестом передал слово стоявшему слева от его трона седому старцу в черном угловатом одеянии, глаза которого были исполнены твердостью и несгибаемой волей.
- Вы, земляне, сделали великое открытие в области теории права, наделив человека естественным и неотъемлемым правом на жизнь, - задумчиво произнес Ренн. – Но вам не удалось достичь следующего рубежа, на который вышла наша правовая теология. Мы впервые в истории цивилизации, дорогой наш Фрост, даровали человеку право на смерть. Вы думаете, свобода научила людей мыслить? Нет, – но стремление к свободе! О, как велик и изобретателен становится разум, когда он скован цепями!
- Дайте человеку все, и, - Ренн выдержал эффектную паузу, - он превратится в ничто.
- Своими безумными идеями вы лишь оправдываете геноцид, благодаря которому держитесь у власти, - обрушился на него посол.
- А ведь он прав, Ренн, - со своей странной усмешкой отметил Лой. – Как он божественно прав…
- Как Вы можете, Вечный?.. – изумился Ренн, взглянув на своего повелителя так, словно ему нанесли смертельную рану.
- Я могу все. – В голосе Уну прозвучала усталость. – Видите этот бесконечный черный Космос, Фрост? Какое ему дело до наших с вами слов и споров? Постигший небытие, взирает на мир с улыбкой.
- С улыбкой безумца, который не ведает, что творит, - парировал Джонотан Фрост.
- Да, я сумасшедший, - спокойно согласился с ним Лой. – Как и все святые и мученики этого мира. Только дурак сам полезет на крест или взойдет на костер.
Свита Уну умолкла, с почтением и трепетом слушая, как философствует их повелитель.
- А я принял на себя самый страшный груз – груз власти и ответственности. Меня все ненавидят, Фрост. – Грустно сказал Уну, будто исповедуясь перед послом. – Вот и ты не исключение. Встав во главе государства, ты становишься его врагом, - такова воля Линга. Именно поэтому сбежали Христос и Элар. А Лой остался! Лой плохой!
Солнцеподобный снова заплакал. Прекрасная полуобнаженная зуршоган, стоявшая справа от его трона, отерла его слезу краем своего тончайшего одеяния.
Уну притянул рабыню к себе, спрятал лицо в ее теплой великолепной груди и какое-то время молча рыдал. Потом выглянул из-за нее одним глазом, зеленым и печальным, и тихо сказал:
- Убейте его, - он меня расстраивает.
Стоявшие до этого неподвижно у врат Отсека старкеры, вскинули легкие, почти невесомые блестящие предметы, и шею посла пронзили разом несколько отравленных дротов. С хрипом он опустился на серебристо-серый ковер и даже его не запачкал.
Время – это путь. Путь проходил мимо.
«Странно», – думал Лой, и было странно. Он уже привык к этому: сначала он думал о чем-нибудь, а потом его мысли становились реальностью.
- Пророк творит или предвидит? – спросил Уну.
«Наречете правителя Голосом Господним, ибо слово его – воля моя», - отвечал Ренн заученной фразой из Книги. Его непроницаемые черные глаза были исполнены спокойствием, а жесткие складки вокруг рта говорили красноречивее любых слов.
- Где ты видишь правителя? Я – раб, - Лой словно напоминал камер-святому о том, что первый Пророк на самом деле был рабом.
И действительно, от сверкающего пышным нарядом величественного и яростного Уну не осталось и следа: голый и непричесанный Лой сидел на песке, насыпанном в углу тронного зала, прикованный цепями к стене. Он сделался болезненно худ, взгляд его выглядел потухшим и был постоянно обращен внутрь.
На троне же с серьезным и надменным лицом восседал шут Его Божественного Разума – колченогий Лир. Его головной убор сиял электрическими лучами, словно уменьшенное солнце, которое он и был призван изображать. Другого освещения, кроме шута, в огромном помещении не было, поэтому по углам расселись печальные тени.
- О, как прекрасен Ты, страдающий Господь! – с явным наслаждением протянул Лир своим то ли мальчишеским, то ли девичьим сопрано. – Ах, как смирение Твое нам лечит души! И совершенством нас пленит Твоя игра…
В довершении последней фразы шут издал странный судорожный смешок, напоминавший сдавленное рыдание, но выражение его лица ни на секунду не изменилось, - оно по-прежнему оставалось застывшей царственной маской.
Лой не удостоил шута ответом. Он извлек из своих длинных спутанных волос толстую серебряную иглу и пронзил ей левую ладонь. Пройдя между костями, она наполовину вышла из тыльной стороны кисти. Уну пошевелил пальцами и с удовлетворенной улыбкой стал смотреть на падающие в песок капли крови.
Боль – цена силы. Сегодня ему так хотелось.
- Где наши маленькие друзья? – не сводя зачарованного взгляда со своей пронзенной руки, тихо поинтересовался повелитель миллиардов правоверных.
- Карана Гор Наора, Канцлер Мондастара, Фоменорима и Ларамина, Земная Опора Слуги Слуги Стара Петла Ур из рода Дун-Дан, - официально объявил Святой Ренн.
В тронный зал быстрым уверенным шагом вошел немолодой уже сухощавый человек в небесно-синем облачении и в столь же синих непроницаемых очках. Слегка поклонившись шуту, играющему солнце, он обратился к Уну:
- О, Слуга Стара Солнцеподобный…
Лой прервал его мановением кровоточащей длани: формальное приветствие затянулось бы на несколько минут. В молодости ему это нравилось, теперь – утомляло.
- Хорошо, Уну, - Канцлер понимал его без слов. – Лир, включи карту, - кивнул он шуту, и тот нажал какую-то невидимую клавишу на подлокотнике трона.
Потолок зала заиграл разноцветными огнями, и через секунду на этом огромном экране загорелась политическая карта Менлайна. Почти весь огромный материк (единственный в восточном полушарии планеты) заливало мягкое фиолетовое сияние, - это была крупнейшая в обоих мирах империя Мондастар. Лишь четвертую часть материка занимало алое пятно – этнический заповедник Рассари. К юго-востоку россыпью зеленых островов лежал архипелаг Зенге. Расположенный же в западном полушарии материк, населенный зеноморами – расой загадочной и людям чуждой, - на карте изображен не был, поскольку не рассматривался в качестве государства. Этому способствовало полное отсутствие со стороны зеноморов каких бы то ни было внешнеполитических акций, да и неизвестно было, можно ли назвать государством социальную организацию этих насекомо-ящеров.
Канцлер улегся спиной на роскошный ковер, ведущий от входа к самому трону, небрежно закинул ногу на ногу и провел по воздуху правой рукой, будто дирижируя невидимым оркестром. Повинуясь перемещению янтарного перстня на указательном пальце главного министра, по карте заскользил светящийся курсор в виде «клешни Линга» - двупалой руки с двумя манжетами на запястье.
Наконец, покружив по экрану, он остановился в центре красного участка Менлайна, все еще свободного от власти Мондастара.
- Этнический заповедник Рассари объявил о своем политическом суверенитете. Мы проглядели младенца, - без всякого вступления сказал Канцлер.
- Он уже научился говорить? – удивленно приподнял бровь Лой.
- Предлагают сотрудничать. Стандартная для гордых людей просьба о помощи.
- В одной лишь гордости он черпал утешенье, - нараспев произнес шут, изобразив веером декадентскую печаль, и добавил: - Высокомерием питая слабый дух.
- Против кого? – тихо спросил Уну.
И не дав ответить открывшему рот Канцлеру, задумчиво продолжал:
- Впрочем, знаю… Сначала против зеноморов, а потом против империи нижнего мира. Против кого здесь еще… сотрудничать?
- Их правитель… то ли Лацурук, то ли еще какой-то Рук… - Канцлер поморщился, - провел переговоры с Уапри: просил инвестиции в разработку урановых рудников, нефтеперерабатывающую и тяжелую промышленность, космическую программу. Хочет создать единую с нами информационную сеть…
- Сами ложатся под нас, надеясь после оказаться сверху, - перебил его Уну. Нелицеприятное сравнение не смутило подданных: они привыкли, что юмор у Божественного Голоса немного моветон.
- Но нужны же ребенку игрушки! – со смехом воскликнул Лой, как бы споря с самим собой.
- Лишь бы они не обратили свои игрушки против нас? – резонно заметил Ренн.
- Рассари во главе со своим Уруком прекрасно понимают, что пока не выживут без Мондастара, - продолжал Канцлер, - поэтому намекнули Уапри о создании единого государства и даже об интеграции религий… - Тут голос Петлы едва заметно дрогнул, словно он нечаянно сказал какую-то крамолу, и он запнулся, ожидая реакции повелителя.
Но Уну по-прежнему гляделся в свою душу страшно пустыми глазами и лишь ласково спросил:
- И что же наш мальчик?
- Конро сейчас не возьмет на себя никакой ответственности. После пережитого горя он страдает аутизмом и агорафобией. Солнцеподобный же помнит, что стало с его женой и ребенком во время Ваших Реформ. Кровь текла вперемешку с молоком из растерзанной груди Кенне, и плачущий младенец просто захлебнулся в ней…
…Перегрин Лой кормит хемидов.
С некоторых пор небо планеты всегда ярко-фиолетовое, потому что ночью его никто не видит.
Здесь не осталось ни одного человека, ни одного более-менее сложноорганизованного организма – только живая энергия, которой управляет Он.
Перегрин Лой не хотел – он хотел быть богом.
И он стал им, ведь для этого нужно всего лишь немного ума.
…Земля тихо спряталась за Солнце. Ему стало одиноко, и по телу разбежались мурашки блаженства. Он был счастлив только наедине с собой.
С появлением Голубого Веера счастье, естественно, на время перестало существовать.
- Куда ты? – Веер беспокойно трепетал.
- Я здесь, - голос Лоя не выдал раздражения.
Теперь они вдвоем смотрели на Солнце, сияющее в шоколаде космической ночи в окружении звезд, так похожих на блестки в волосах пустоты.
- Так и должно было быть в конце, - шевельнулись губы Лоя.
- Да. Правильно, что больше никого нет. Мы остались вдвоем. Но ведь энергия не исчезает, - Веер склонился в напоминании старой истины, которую не вполне понимал.
- Мне хорошо с тобой.
- А мне – с тобой…
Он словно беседовал с собственным невидимым отражением в таком же невидимом зеркале, и гармония постепенно восстанавливалась.
Когда двое стали одним целым – это то же самое одиночество.
Однажды родившись, Перегрин Лой даже не собирался умирать. За это его прозвали Вечным.
Он был красивым и умным мальчиком. В детстве его пытался изнасиловать отчим, и за это он возненавидел людей. Вернее, он продолжал их любить, но исключительно в придуманном виде.
Перегрин был очень добрым ребенком – ему было жалко до слез, и он хотел, чтобы все случилось мгновенно…
А потом он будет снимать кино.
Изучая в Хибонарском университете криминологию, он понял, что ему необходима власть. Если у тебя нет власти, ты становишься или банальным преступником, или несчастным идиотом, которому всю жизнь приходится выполнять чужие приказы. Нужно не нарушать законы, а творить свои.
И Перегрин стал лучшим священником в Мондастаре. Иного пути к трону в этой империи не было. Впрочем, он не хотел власти Солнца – он хотел Его одиночества, хотя оно и так бесконечно жгло его душу.
Пока у него была душа…
Станцию Ганнеамар найпы построили для вторжения на Землю, которое должно было то ли совершенно уничтожить неверных, то ли силой обратить их к свету истинной религии. Это грандиозное сооружение размером около одной трети земной луны должно было стать «ульем» – базой, парящей в центре космического флота империи верхнего мира: в ее сферическом корпусе находилось множество напоминающих соты ангаров для истребителей и транспортных шаттлов, ракетных шахт и ремонтных доков.
По сути, Ганнеамар строился как орбитальный город. Обслуживающий персонал, экипаж и гарнизон станции насчитывали более 10 тысяч человек. На ней были свои храмы, магазины, рестораны, больница, гидропонная ферма, даже школы и родильный дом, где рождались и воспитывались зачатые в невесомости правоверные.
За 25 земных лет, в течение которых строилась станция, на ней были созданы все условия для практически автономной жизни и работы военных и ученых.
Отсюда после завоевания превосходства на орбите Земли и нанесения стратегических ракетных ударов по ключевым объектам ее обороны должны были вступить в джихад космические десантники, представлявшие собой элитную часть менлайнской армии.
Ни у кого их жителей многонациональной империи не возникало и тени сомнения, что земляне падут под натиском феерического цунами из космоса. Четыре эскадры, состоящих из истребителей, штурмовых целембров-ракетоносцев, спутников слежения и связи, транспортов, беспилотных пусковых комплексов, маневрирующих вокруг кораблей-маток – 300-метровых крейсеров, - космический флот, строившийся поколениями найпов, не мог подвести. Одних квантовых орудий и термоядерных боеголовок должно было хватить, чтобы сжечь атмосферу Земли и превратить в пар ее океаны.
Однако с приходом к власти молодого Уну Лоя космо-политические планы Мондастара изменились. Внешне – и при дворе, и в средствах массовой информации – новый правитель поддерживал прежний курс, направленный на вселенскую религиозно-политическую экспансию. Но в то же время огромные средства из государственной казны были выделены на социальные нужды и научные исследования, а финансирование наступательной кампании почти прекратилось.
Аристократия и военное командование во главе с Уапри Урашной Конро, естественно, недовольно роптали против этих новшеств, но благодаря постоянным празднествам, которые устраивал Уну, трехсотмиллиардный народ империи ликовал. По всему Менлайну прокатилась волна обогащения и вседозволенности: была налажена глобальная трансляция многоканального спутникового телевидения, в каждом доме появился компьютер, подключенный к планетарной развлекательной сети, была легализована внехрамовая проституция, проводились распродажи дешевых наркотиков.
То, что в засекреченных правительственных файлах именовалась «Концепцией социальной инженерии Ренна-Лоя», на деле сводилось к весьма простой истине: если у людей будет выбор между приятной и негативной информацией, они всегда выберут первую. У народных масс появилось ощущение довольства и благоденствия, и они совершенно перестали интересоваться политическими событиями, напрочь забыв о намечавшихся великих делах. Кому нужна честь, когда ее так приятно отдавать?
Конечно, никто не обращал внимания на внезапные уходы из жизни некоторых надоевших всем зануд-генералов и старых пердунов-министров, и все дружно поддерживали показательные судебные процессы против еретических сект, проповедовавших обновление религии Стара и Линга под знаменем отказа от мирских благ. Настоятели храмов из плеяды новых священников жили в особняках, ездили в дорогих автомобилях, финансировали спортивные команды из храмовой подати и нередко, посмотрев ежедневную программу «Глас Пророка», переключали свои телевизоры на круглосуточный эротический канал.
Молодой Уну вел себя на редкость демократично, часто встречался с простым народом, выезжая на предприятия, и даже стал кумиром молодежи, участвуя в телевизионных шоу и бывая на концертах популярных групп. Он и сам неплохо танцевал и был прирожденным артистом, которому ничего не стоило менять маски.
Так и созданная им атмосфера всеобщего праздника была своего рода оберткой его грядущих реформ – «первым кругом», как говорил он сам, пока было кому. Параллельно велась серьезнейшая работа в тысячах исследовательских центрах, разбросанных по всей империи. Лой, используя лучшие умы страны, с интересом изучал свойства антиматерии и особенно – механизм аннигиляции, который лежал в основе знаменитого «генератора Герхара». Это изобретение в свое время совершило революцию в энергетике и промышленности Менлайна, а сам гениальный создатель реактора Роделия Герхар печально доживал свои дни в психиатрической лечебнице, где все время что-то писал, но при попытке персонала взглянуть на эти записи с завидным постоянством рвал их в мельчайшие клочки или даже съедал.
Идея получения огромной энергии буквально «из ничего» на время настолько увлекла любознательного Уну, что он забросил все государственные дела. Основной проблемой, с которой он столкнулся, было то - что для создания «ничто» требовалось тоже немало энергии. В этом смысле синтез антивещества казался Лою смыслом всей организации и существования вещества обычного, составляющего привычную для нас Вселенную, и Герхар был в его глазах именно сумасшедшим, поскольку поставил свое великое изобретение на службу электрическим лампочкам и пылесосам.
«Второй круг» реформ заключался во введении в действие 16 экспериментальных электростанций, на которых энергия выделялась при сжигании антиводорода. В тех же городах, где строились АнЭС, были созданы Институты Хемидоведения, занимавшиеся изучением одного из интереснейших феноменов планеты Менлайн – загадочных аномалий в ее электромагнитном поле, способных поглощать энергию и воздействующих на восприятие реальности человеческим мозгом.
В то время как правитель с головой ушел в науку, предприимчивые Старгелоны, командующие космическими эскадрами, решили осуществить свою давнишнюю мечту. Пользуясь благоволением и поддержкой главы светской власти Урашны Конро, они силами одной эскадры вторглись в околоземное пространство. Естественно, Уну не мог допустить полномасштабной войны, ограничившись показной разведкой боем. Эта военная экспедиция позволила ему отвлечь внимание общественности от его исследований, а ее сокрушительное поражение дало долгожданную возможность возложить всю ответственность на исполнительную власть и отстранить от дел некоторых особенно ревностных вояк.
Правда, к этому времени физика слегка наскучила Лою, - теперь его больше привлекала генетика…
Он подписал так никогда и неопубликованный рескрипт, согласно которому за одну ночь персонал всех 16 новейших электростанций был арестован, и вскоре на обезлюдевших реакторных установках произошли взрывы невиданной мощности.
Утро Мондастар встретил в руинах. Несколько миллионов человек погибло во сне, без лишних страданий, как и мечтал Лой, еще несколько миллионов пали жертвой жесткого излучения, а вокруг крупнейших городов образовались обширные радиоактивные пустыни. Именно эти «мертвые зоны» стали полигонами для изучения генома человека, стихийно мутировавшего под влиянием радиации.
…
- Я ведь художник, мои дорогие гости, художник, который просто не научился рисовать, - голос Лоя звучал приятно и проникновенно, вино текло рекой и даже разухабистое величие окружающих Сеулингских храмов казалось отчасти уютным. – Аглатар же был островом, именно здесь впервые посадили свои корабли первые колонисты…
- Глубина познаний Солнцеподобного вызывает у меня восхищение, - с подобострастным лицом съязвил диппредставитель этнического заповедника Рассари. Он уже третий час выслушивал лекции по истории, искусству и теологии из уст Четвертого Первосвященника, но так и не услышал ни одного ответа на свои вопросы.
А вот посол Зенге, молодой человек с честными навыкате глазами, слушал с неподдельным интересом и даже кое-что записывал в большом блокноте.
Не обращая на них внимания, Уну продолжал:
- А я сделал из этого острова архипелаг. Так нанесенная на холст большая клякса превращается в рисунок умелым прикосновением кисти. Конечно, пришлось пойти на определенные жертвы, но ведь искусство всегда требовало жертв, не так ли?
Лой грациозно взял свой бокал и отпил глоток пелайма.
Используя паузу, рассари попытался повернуть разговор в нужное ему русло:
- Как и большая политика, Ваше Святейшество. Наш народ готов во имя братства и общей великой цели уступить часть государственного суверенитета Мондастару, взамен получив некоторые гарантии своей безопасности.
- Все в руках Господних, - обезоруживающе улыбнулся Уну. – Не желаете взглянуть на моих замечательных ручных акахонтов? Они совсем, как дети. – Мановением руки Лой отодвинул скрывающий одну из стен зала занавес, и гостям открылся огромный аквариум, - казалось, что резиденция Уну, находящаяся на самом деле на неимоверной высоте, погружена в то же время в глубину океана. Там лениво барражировали десятиметровые халпы, плавники которых с легкостью перерезали донные кабели, а в пасть мог уместиться автомобиль. Кружились в брачном танце радужные коралловые рыбы, отрешенно висели прозрачные голубоватые медузы. Но совершенно потрясали гигантские мутировавшие акахонты: похожие на трехметровые голубые колокола многорукие моллюски обрели ярко выраженные человеческие черты. В подобиях лиц, которые располагались по периметру их конических тел, проглядывали действительно какие-то младенческие черты, полные наивного безразличия.
От этого зрелища в зале надолго повисло молчание, по выражению лиц послов было видно, что выпитое только что вино неудержимо рвется обратно.
- Согласитесь, интересная ветвь моей личной эволюции, - с энтузиазмом воскликнул Лой. – Что может быть интереснее создания новых организмов! Новых душ, новых, ранее не существовавших способов восприятия…
Он как ни в чем не бывало допивал свой пелайм.
- Наверное, многомудрый Уну подвергал своим исследованиям и представителей расы зеноморов… - полувопросом поинтересовался рассари.
- Увы, мне не доводилось видеть ни одного из этих странных созданий: ни живым, ни мертвым, - оживленно отозвался Лой. – О существовании их цивилизации мы можем судить только по спутниковым снимкам, на которых видны многочисленные объекты, явно искусственного происхождения, напоминающие города и дороги. Однако, по моим догадкам, основная часть их инфраструктуры располагается на континентальном шельфе, а возможно, даже глубже…
- В случае необходимости можно устроить мощнейший термоядерный взрыв в том месте, где материковая плита стыкуется с океанической, ведь литосфера океанов тоньше, - перебил Уну рассари со странными огоньками в глазах. – Таким образом, мы разрушим все их сооружения на шельфе, а наземным… - посол сделал интригующую паузу, - обеспечим сокрушительный цунами и волну землетрясений!
- Браво! Отличная идея. Вы - прирожденный военачальник, - Уну улыбался и аплодировал. – Однако не кажется ли Вам, что вместо того, чтобы снаряжать дорогостоящую морскую экспедицию и бурить донные шахты под боком у загадочного противника, можно обойтись ракетным ударом с орбиты?
- Это под силу только вашей могучей империи, - польстил рассари. Ему было ясно, что Уну прозрачно дал понять, какими возможностями располагают переговаривающиеся стороны, и выдержал с честью этот удар по самолюбию своей страны. – В то же время нужно помнить о том, что наш материк почти перенаселен, а освоение материка зеноморов после указанных Вами мер станет возможным лишь спустя десятки лет.
- Верно, мы не можем допустить на Менлайне еще одну ядерную катастрофу, - значительно добавил посол Зенге.
На этот раз укол был направлен в сторону Уну. Послы явно считали аварии на электростанциях промахом мондастарских властей и лично Первосвященника.
- Друзья мои, только высокоорганизованная личность способна к самоограничению, - по-прежнему мило улыбаясь, молвил Лой. – Впрочем, это философия… - Он устало махнул рукой куда-то вниз и вдаль. – Нам с вами пустословие ни к чему. Мы же хирурги, долг которых исцелить не отдельные тела, а целые нации и государства…
- Зенге является здоровым национальным обществом, - перебив его, отчеканил островитянин. – Нам чужд распад и сепаратизм.
- Вашу мать… - начал было Уну, но вовремя поправился: - Ваш архипелаг действительно населен одной народностью. Однако у многонациональных империй свои тонкости, знаете ли, федеративные взаимоотношения, как говорят земляне…
- Правитель, столь беспощадно карающий неповиновение своих подданных, наверное, безмерно жесток со своими врагами! – в священном трепете воскликнул рассари, опустив глаза.
- Нашей политике чужды любые проявления агрессивности, - успокоил его Лой. – Наш народ избран, чтобы нести другим обновление и свет любви. Господь милосерден к чадам своим и даже самым заблудшим готов подарить первозданную чистоту.
- Смею заметить, что сознание зеноморов слишком отличается от человеческого, чтобы воспринять ваши религиозные верования, - заметил зенге. – Полагаю, что даже политические и экономические контакты окажутся невозможными.
- Зато насекомые падки на сладкое и подвержены воздействию инсектицидов, - рассмеялся рассари.
- Как и люди, мой друг, как и люди… - задумчиво произнес Лой. Вдруг глаза его сделались ясными и жестокими, словно он снял маску подвыпившего добряка. Пронзив этим стальным взглядом посла Рассари, он тихо сказал: - Мы даем вам наши технологии, а также военно-политическую протекцию. Вы уничтожаете зеноморов и обеспечиваете поддержку в случае вторжения на Землю. Всеми силами.
Посол только удовлетворенно кивнул. Его цель была достигнута.
- А какова позиция вашего правительства? – снова мягко и вкрадчиво спросил Уну, повернувшись к притихшему зенге.
- Наш флот поддержит операцию против зеноморов. Но мы считаем, что война должна быть честной.
…
Может ли ничто быть чем-то? Космос не давал ответа. Они молчали вдвоем – Вселенная и Лой. Он ощущал себя никем, и это ему нравилось.
Из тихой музыки возник Голубой Веер:
- Ты отомстил ей?
- Да, я любил ее, - Лой прикасался словами к звездам. Созвездия сплетались в воспоминания, столь жгучие, что тьма превращалась в свет.
Уну хорошо помнил свою мать: ее смех, ее слезы, неуловимую красоту, которую замечали все вокруг. Даже когда на нее стала наступать старость, она сохранила благородство осанки и грацию движений. Лой никогда не смог бы забыть эту прямую спину, - она ослепила его, когда он случайно увидел ее абсолютно нагой в объятиях мужчины, столь непохожего на любимого им отца.
Впрочем, он был близорук в детстве. Куда больнее ранил слух этот жаркий шепот, громкое прерывистое дыхание, треск молнии на платье…
Его худое мальчишеское тело всю ночь трясло как в лихорадке, оно сотрясалось от беззвучных судорожных рыданий, а потом он две недели пролежал в постели, но никому, никому не сказал о причине своей болезни.
Мальчик Перегрин мог умереть, но не мог забыть.
- Хорошо, что ты не она, - произнес он, посмотрев на Веер.
- …а ты не они.
Их глаза увлажнились слезами счастья, которое принадлежало только им двоим.
…
«Освоение других планет, их адаптация для жизни человечества было такой же исторической необходимостью, как открытие огня или электричества. Причиной тому являлся задолго до его наступления описанный учеными и теоретически осмысленный демографический кризис и накопившийся на определенном этапе развития кризис этнокультурных взаимоотношений на планете.
Человечество, говоря приближенно, достигло своей критической массы, и тут сработал механизм социальной саморегуляции: наиболее маргинальные слои общества хлынули в Космос.
Экологические изыскания землян сделали возможным тот бум геоинженерии, который до неузнаваемости изменил облик соседней планеты, позволив людям поселиться там и освоить ее. Но увы, развитие естественных наук обгоняло развитие наук социальных. Политические противоречия колонистов с породившей их культурой были столь остры, что ни о каком взаимопонимании (не говоря уже о контроле) говорить было просто невозможно.
Работы нашего коллеги историка Алиркена Темпа свидетельствуют, что в течение нескольких десятков лет на новой планете сформировалось независимое государство – Мондастар. Темпы его роста были чрезвычайно высокими, поскольку, имея в своем распоряжении весь научно-технический потенциал Земли, оно опиралось на стихийно сформировавшуюся мощную идеологию – культ Стара и Линга, и не имело никаких препятствий для своего развития.
К тому моменту, когда военно-политические блоки Земли вышли из череды кровавых конфликтов, в том числе с применением химического и ядерного оружия массового поражения, и наконец сплотились вокруг наиболее мощной Империи, - Мондастар уже являл собой грандиозную по своим масштабам державу.
Однако уже на протяжение тысяч лет остается загадкой: что привело к ее столь же стремительному краху?»
Гаранидес Фон Марч «История трех тысяч миров»
Штык-нож с пронзительным воем преодолел пространство кают-компании и вонзился в пластиковую обшивку двери, а если говорить точнее – в портрет Урашны Конро. Подождав пока прекратится дрожание тонкого клинка, офицер в сине-черном с серебром мундире выдернул его и вновь притянул к себе за тугой резиновый шнур.
Овальная дверь каюты была украшена многочисленными изображениями земных и менлайнских политиков, и синтаргерал Терк Айп-Куру испытывал одинаковое удовлетворение от меткого попадания своего ножа как в глаз Императора Натаниэла, так и в велеречивые уста Канцлера Петлы. Здесь, на орбите, где уже десять с лишним лет болтались без дела три космические эскадры Мондастара вместе со своими командующими, важно именуемыми Старгелонами, ко всем политикам мира было одинаково неприязненное отношение.
Только синтаргерал успел в очередной раз всадить клинок в чью-то физиономию, как дверь, всхлипнув гидравликой, отошла в сторону и в образовавшийся проем вступила высокая атлетического сложения женщина. На ней был минималистский тренировочный костюм, и по-видимому, она только что сошла с беговой дорожки: кают-компания наполнилась смесью аромата некого парфюма и терпкого, но не слишком навящевого запаха женского пота.
Гилайна Утагар, командующая 2-й эскадрой, скорее по привычке отдала честь Терку – он был ее командиром только по должности, по званию же они были равны. В свои 33 года эта женщина уже была ветераном космического флота: она прошла вместе с Терком ад земной кампании и долгую отупляющую скуку ожидания боевых действий.
- Пляши, Терк! Нам дают работу, - несимпатичное лицо Гилайны освещала широкая улыбка.
- Земля? – синтаргерал улыбнулся в ответ. Он с нескрываемым удовольствием разглядывал великолепную фигуру своей коллеги, тем более что обтягивающий костюм больше подчеркивал, чем скрывал ее прелести.
- Двойка тебе по стратегии! Менлайн!
Старгелон нахмурился.
- Как всегда, все узнаю последним… Это тебе Гуиссон шепнул?
- А кто же еще, - выдохнула Гилайна, одним глотком осушив графин ледяного пелайма, стоявший на столе командира.
Тот уже привык, что после скандала с властями прежде, чем официальный приказ поступал ему, он вначале сообщался старгелону 3-й эскадры Ахре Гуиссону, который был в теплых отношениях с Проверяющим.
Терк не любил прогибаться перед дворцовыми крысами, и когда Сингар и сам Урашна Конро прибыли с визитом на флагманский крейсер «Нагаль», вместо того, чтобы устраивать высоким гостям экскурсию по кораблю и развлекать их, он накормил их едой обычных старкеров и заявил, что неплохо было бы уже определиться с военной доктриной, пока флот не рухнул им на головы.
Снять строптивого командира столица не решилась, но назначила ему в соправители бывшего Хранителя Энтаты, мутанта Гуиссона, субъекта пренеприятного.
- Все-то наш Вонючка знает, - процедил Терк.
- Вы, кажется, меня звали, мой господин? – с издевкой поинтересовался вспыхнувший экран коммонитора. Легок на помине, на нем нарисовался третий Старгелон. – Надеюсь, я вам не помешал? – Маска из черного пластика, скрывавшая лицо Гуиссона, многозначительно взглянула искорками глаз на Гилайну.
Нося маску и темный балахон, мутант проявлял милосердие к окружающим: тело его постоянно разлагалось, и жизнь в нем поддерживалась только благодаря некой сложнейшей электронно-органической системе.
- Спешу сообщить Вам, мой господин, что скоро мы получим приказ об атаке. По моим данным, целью ее будет материк зеноморов. Планируется применение трех-четырех десятков «харстаров», зачистка с орбиты, без десанта.
- Спасибо, Гуиссон. В четкости тебе не откажешь. Исчезни. – Терк отключил монитор и задумчиво вздохнул.
- Тридцати ракет хватит, чтоб вскипятить Океан, - Гилайна поцокала языком. – Может, Вонючка ошибся…
- Не думаю, лапуль… Хотя и вправду похоже на самоубийство.
- А ты ярый противник эвтаназии? Пусть жарятся, как 16 Небесных Мучеников!
- Не шути так, там миллиарды людей, - Терк обнял ее за талию, глядя в обзорный экран, на котором сияла громада планеты. – Десяти «харстаров» хватит им. Приказ приказом, а оружие у нас.
- Ты самый добрый, - Гилайна нежно прижалась к нему и тихо продекламировала:
Хочешь, я подарю тебе Менлайн?
С его атомными садами и фиолетовым небом…
…Я оставляю тебе свою любовь,
как вянущий цветок умирающей птице,
- продолжил Терк и помолчав добавил:
- Здорово, мы снова в деле. Как говорят на Земле, займемся войной, а не любовью.
- А может, совместим то и другое? – лукаво спросила Гилайна, снимая свой тренировочный костюм.
Увы, Старгелоны не могли знать, что, кроме удара с орбиты, ракеты с антиматериальными и термоядерными боеголовками были запущены с территории Рассарата. Было ли это случайной несогласованностью действий союзников, преступной неосторожностью или спланированным Уну шагом? Нам знать не дано. Как не дано теперь никому знать, существовали ли на Менлайне на самом деле зеноморы…
Материя и антиматерия встретились, и мир обрел равновесие, превратившись в Ничто.
|