Психотерапия в свободное от основной работы время
Уже два часа как я - эгоист. Эгоист высокой пробы, химической, кристальной чистоты. Чистоты свежевыпавшего снега в безлюдных просторах Гималаев. В этих просторах я один, и мне не нужно никого. Мне нужен только вот этот компьютер, и то не очень. Мне нужна тишина - вакуум, из которого родится новая вселенная, вселенная того, что я пишу. Как Бог, я создаю заново свет и тьму, людей, их внешность, вычурные обстоятельства их жизни и смерти. Если мне захочется, они будут жить вечно. Я счастлив творением, счастлив до той поры, пока не увижу результата. Он будет хуже, чем планировалось, так бывает всегда, и спасение одно - творить и творить снова.
Проще говоря, я пытаюсь писать прозу, по возможности упругую, как натянутый на подрамнике холст. Пусть кто хочет прикасается к нему, слышит низкое гудение и различает в его музыке и белизне обстоятельства собственной жизни.
Телефон - как рухнувший поднос с посудой. Я возвращаюсь в реальность: шестнадцать часов, рабочий день закончился два часа назад, я остался в кабинете для себя и тишины, но кто-то об этом знает.
- Да, слушаю вас.
- Как хорошо, что вы не ушли...
- Скорее, плохо.
- К вам сейчас подойдет больная, она доктор из района, просим срочно посмотреть ее стекла.
- Хорошо, жду.
Жду и спускаюсь с небес, где готовы были зародиться новые галактики, в скромную обстановку своего тихого кабинетика, к своему микроскопу. Я больше не Бог, я всего лишь серый кардинал онкологии. Моя работа - смотреть гистологические анализы на стеклах и раскладывать человеческие судьбы на три стопки направлений. Слева - самая маленькая стопка - оправдать и освободить, посередине - продолжить следствие (стопка побольше). Правая - самая большая - стопка тяжелых приговоров к операциям, химии, лучам. К смерти? Но это уже дело не мое, а Господа Бога. Я маленький человек, мое дело - не ошибиться в раскладывании бумажек, и только. Инквизиция? - не знаю, просто маленькая работа за маленькие деньги.
Я не вижу лиц этих больных, только лица тех медсестер и лаборантов, кто приносит и уносит анализы на стеклах и направления. Это хорошо, это лучше для беспристрастности, для того, чтобы быть спокойным и точным. Бывают редкие случаи, как тот, что будет сейчас, - редкий случай, когда глаза в глаза. Мысленно делаю заземление от чужой боли, она не должна задерживаться во мне, пусть уходит в землю, где все обращается в нуль. Незаземленные приборы могут врать или перегорают.
Стук в дверь.
- Заходите, заходите. Пальто - сюда, сами садитесь в кресло. Давайте ваши стекляшки, я буду смотреть, а вы - рассказывайте. Только не про болезни, а как там жизнь на ваших северах.
Она начинает говорить, но почти сразу -
- о том, что двадцать лет заведует родильным отделением, и это - спрятанная просьба: если не о смягчении приговора, то хотя бы о внимательном рассмотрении обстоятельств дела. Зря - уже почти все ясно. Продолжаю смотреть и обдумываю предстоящий диалог. Собеседник - комок воли, двадцать лет в акушерстве - как в спецназе, хуже, чем спецназе. Повидала много и многих, на мякине не проведешь. Эсминцем бы ей командовать. И она делает залп прямой наводкой:
- У меня рак?
- Скорее «нет», чем «да»... (Это мой вираж в поисках более выгодной позиции.
- Говори правду.
- Это правда.
Далее пойдет моя аргументация, похожая на дымовую завесу, из которой в нужной мне последовательности будут извлекаться поочередно одно, другое, третье обстоятельства ее ближайшей судьбы, только не все сразу.
- Видите ли, коллега, атипическая железистая гиперплазия мало отличима от высокодифференцированной аденокарциномы, граница условна, сами понимаете... (Вот дыма напустил!). Оперировать, по-видимому, придется, но операция стандартная, проблем не будет... (Главное обстоятельство показано, теперь - подсластить пилюлю). Судя по стеклам, лучевая терапия и химия вам не грозят, так что через пару недель будете дома живои-здоровои.
Врач от слова врать, она это знает. Она знает и много другое, и от этого в шестернях современной медицинской технологии ей будет только хуже. Но я - дитя иных времен, и новой шестеренкой никогда, к счастью, не стану. Я еще помню эти старые докторские песни о душе больного, с которой начинается и заканчивается всякое лечение. К тому же я пытаюсь писать стихи и рассказы, из чего тоже должен быть какой-то прок. Хотя бы вот этот - плести из словес вокруг человека кокон, мягкий кокон, хранящий от острых ударов судьбы.
Ты не уходишь, и я не спешу. Давай говорить.
- Не стоит горевать - что есть, то есть. В теперешней вашей шкуре бывать приходилось (вру), имею право дать первый совет: забудьте, что вы - врач, и по возможности расслабленно плывите по течению событий. Тем, кто будет вас лечить, довериться можно спокойно. Внуки есть? Внучка? Вот и думайте о ней, ни о чем больше.
И она улыбнулась - грустновато, но это была улыбка. Успех у публики окрыляет актера, можно продолжать монолог.
- Если честно, вам повезло, как ни странно это звучит. Вовремя обратились, вовремя прооперируют. Процесс такой, что в нашем магазине лучше не бывает (Еще улыбнулась). Судьба вас, видно, любит и наказывать ни за что не собирается, но предупредить о чем-то хотела. А?
Она ошарашена моим краснобайством. Наверное, впервые за последние дни ее вырывают из круга тревожных мыслей, из кошмара заезженной пластинки, застрявшей на одной нелепой фразе. Нет! Музыка, звучи дальше!
Дальше - о том, что не молоды мы, и осталось нам быть на белом свете, может и не так мало, но, уж точно, не так много. И много осталось долгов перед всеми, и особенно перед самыми близкими нашими. Она кивает и вздыхает, потому что я попадаю в больную точку, догадываясь о бесконечных ее дежурствах и экстренных вызовах, маточных кровотечениях, сепсисах и смертях, за которые она была всегда главной ответчицей перед всеми и перед собой. Вечная усталость, вечный цейтнот и редкость спокойных домашних вечеров, редкость долгих разговоров по душам с выросшей без нее дочерью и седеющим мужем. Она снова улыбается и, наверное, думает, что действительно пора начинать новую жизнь и новую, более спокойную работу, читать книги и ездить на дачу.
- Жизнь иногда показывает свой край, потому что не любит, когда что-то откладывают на потом.
- Спасибо.
- Вам спасибо.
И уже в дверях, оборачиваясь:
- Ну, ты можешь...
Пожимаю в ответ плечами:
- Тужимся...
Произведение публиковалось в:
Приамурье–2008: Литературно-художественный альманах. – Благовещенск : РИО, 2008. № 8