Рыжая мышка - моя секретарша
Стихи я начал писать в школе, в восьмом классе. Конечно, о природе, о любви. Многие в юности пишут стихи—это, можно сказать, житейский стандарт. А вот с прозой у меня вышло не совсем стандартно…..
Родилсяяв 1946 году в городе Сковородино Амурской области. Детство прошло в Завитинске. Окончил Благовещенский пединститут, работал газетчиком в Се-лемджинском районе, затем в Благовещенске, в редакции «Амурской правды». Сейчас я редактор маленькой издательской фирмы, член Союза писателей России.
Такова вкратце биография. Но нужно добавить один существенный момент. В молодости я три года работал охотником промыслового хозяйства: ловил в капканы и ловушки соболей. Тогда-то, в тайге, и написал свои самые первые рассказы. Логично предположить, что они были об охоте. Но это не совсем так. Об охоте был мой, так сказать, «самый второй» рассказ. А самый первый….. Да, жизнь полна неожиданностей…..
Стояла зима. Жил я посреди глухой тайги один в палатке. Каждый день выходил на свои охотничьи тропы (они называются «путики»), проверял ловушки и ставил новые. А рядом — ну это по таёжным меркам «рядом», а на самом деле километрах в пятнадцати от моей палатки — стояла избушка. В ней жил во время промысловых сезонов охотник-эвенк Иван Соловьёв с женой, старой матерью, взрослым сыном и двумя маленькими детьми-дошколятами. Иван был мне учителем в охотничьих делах и старшим другом. Один из моих путиков с расставленными капканами был проложен от палатки до его избушки. Мы, хоть и нечасто, но встречались.
Приближался Новый, 1973 год. Семейство Соловьёвых запрягло в нарты своих оленей и уехало на праздничный отдых домой, в эвенкийский посёлок. Иван мне сказал:
— Нас дней десять не будет. Поживи пока в нашей избушке, погрейся.
Да, после холщовой палатки бревенчатая избушка - это же просто дворец! Тепло, просторно. Я перебрался туда. Зажёг свечку, растопил жестяную печурку, сварил лапши с сохатиным мясом, поужинал. Спать вроде рано. Смотрю: книжка на нарах лежит - школьный учебник по литературе. У Ивана детей много, и эту книжку, видимо, оставили гостившие тут летом его сыновья-школьники. Полистал я её и нашёл сказку Андерсена «Снежная королева», читанную мною в детстве не один раз. Начал читать — и опять оторваться не мог до самой последней строчки.
И так я был взбудоражен этой чудной сказкой, что вдруг ощутил сильнейшее желание самому попробовать написать что-нибудь для детей. И так же вдруг, совершенно неожиданно, вспомнился давным-давно забытый случай из моего детства. Вспомнилось, как мы с дружком Генкой задумали… Да, немедленно надо начать писать!
Так. Карандаш у меня был. Была и бумага, но очень мало—шесть или семь тетрадных листков. Я взял фонарик и, прокручивая в уме сюжет предполагаемого рассказа, вышел из избушки в темноту ночи. Неподалёку на четырёх столбах стоял лабаз — рубленный из нетолстых брёвнышек маленький амбар, где Иван хранил продукты. Я забрался в лабаз, посветил фонариком и нашёл в пустом фанерном ящике из-под печенья большой лист плотной серо-жёлтой обёрточной бумаги. Вернувшись в избушку, я эту бумагу разрезал на восемь частей. Получилось ещё восемь листов писчего формата.
И началась череда моих лихорадочных сочинительских вечеров. Утром я становился на лыжи и выходил на путики — проверять капканы. Морозы в эти новогодние дни стояли жуткие, и, возможно, поэтому я почти не видел свежих соболиных следов, а соответственно, не было и добычи. Зато и новый снег не выпадал, лыжню не заваливал, и я по ней, до блеска накатанной, давал хорошую скорость и возвращался домой не к полуночи, как обычно бывало, а с наступлением ранних зимних сумерек. Топил печку, наспех что-то варил, ужинал - и садился с упоением строчить карандашом по бумаге.
В избушке я был не один. По грубому щелястому полу бегала мышка. Не серая, какие бывают в городских домах, а рыженькая, с круглыми розовыми ушками. Поначалу осторожничала, мигом удирала при резком моём движении, но постепенно осмелела. Мне с нею было как-то веселее. Поглядывает она на меня чёрными своими бусинками — и бегает по полу совсем рядом, а то и по носкам моих валенок прошмыгнёт. Надо сказать, что на охоту я ходил в эвенкийских унтах, а в избушке унты снимал сушить и надевал валенки на босу ногу.
Рассказ продвигался быстро. Но беда в том, что быстро покрывались писаниной и мои считанные бумажные листки. Вот уже не на чем и писать-то. Что делать?.. Взгляд мой упал на резиновую детскую игрушку, валявшуюся на полу, — и меня осенило. До сих пор не знаю, был ли это космонавт или водолаз. Важно то, что фигурка была резиновая. Я острым охотничьим ножом аккуратно отрезаю кусочек от водолазовой (или космо-навтовой) толстой обувки — и получается у меня ластик.
Дальнейшие действия таковы. Я беру исписанный листок, читаю, вношу исправления. Перечитываю исправленное, запоминаю - а потом стираю резинкой этот текст и по стёртому пишу беловой вариант. Далее - то же самое.
Бумажная проблема, худо-бедно, была решена.
Но возникла другая проблема, более серьёзная. Дело в том, что свечной огарок, которым я освещался, догорел в первый же вечер. Меня поначалу это не смутило: в старой консервной банке, служившей подсвечником, было довольно много оплывшего стеарина от прежних свечек. Я скрутил из ниток фитиль, и плоская консервная баночка стала чем-то вроде древнего жирового светильника, только вместо жира—свечной стеарин. Сижу и пишу, время от времени поправляя фитиль.
Однако стеарин в баночке тоже быстро выгорал. И настал вечер, когда фитиль окончательно погас. Расстроенный, я лёг и долго не мог уснуть. Думаю: что же мне теперь — лучину жечь, что ли? Это же какая канитель...
Утром проснулся - уже светло. Поднялся, сунул ногу в валенок, стоявший у нар. А другой валенок лежал на полу - то ли случайно упал, то ли я сам его вечером небрежно сбросил с ноги. Я его поднял, надеваю на ногу - а она не лезет. Что за дела? Тряхнул валенок - а оттуда высыпалась целая куча того, что натаскала за ночь мышка, превратив лежащий на боку валенок в свою норку-кладовую. Тут были, конечно же, сухие хлебные крошки. Но гораздо больше было кусочков….. оплывшего свечного стеарина!
Надо ли говорить, как обрадовался? Ай да мышка, ай да помощница! Выбрал все кусочки стеарина - и доверху наполнил ими свою баночку-светильник. А хлебные крошки снова рассыпал по щелястому полу.
И теперь каждый вечер, ложась спать, уже намеренно один валенок на пол не ставил, а клал набок. И по утрам опять, вместе с хлебными крошками, вытаскивал оттуда кусочки стеарина. Их, конечно, с каждым разом становилось всё меньше, но всё же хватало на регулярную подпитку светильника. Так, благодаря неустанным трудам рыжей мышки, я закончил первый рассказ, а за ним с ходу и второй. Этот второй был уже про охоту — про Ивана Соловьёва и двух его собак, и назывался он «Грустный реванш профессора Пирата». Читатели найдут его в моей книге «Ревизор Восточного полушария».
Ну а самый первый в моей жизни рассказ — «Билеты по дешёвке» — вы можете прочесть здесь.
Тогда, в 1973 году, выйдя с окончанием охотничьего сезона из тайги, я принёс оба рассказа в редакцию районной газеты, и их напечатали—вместе с моими собственными самодельными рисунками.
Известно, что многие знаменитые писатели в конце своей карьеры, достигнув материального благополучия, обзаводились личными секретарями или секретаршами. Чтобы те помогали им в работе.
А у меня, как видите, тоже была секретарша. Только не в конце, а в самом начале писательского пути.
2016
Произведение публиковалось в:
«АМУР. №15». Литературный альманах БГПУ. Благовещенск: 2016