Стрельба в Центробанке
Ну, во-первых, это не Центробанк, а его филиал на конкретной территории, во-вторых, стрельба началась, когда Председатель практически отошёл от дел, а в-третьих, то, что вы здесь прочитаете, не есть объективная информация, а лишь художественная версия по мотивам происшедшего события.
Итак, Председатель заболел. От недомогания он как-то внутренне скукожился и практически отошёл отдел. Нет, он появлялся на службе исправно к половине девятого, но уже через пару часов уезжал либо к врачу, либо домой, сделав необходимые распоряжения первому заму.
Первый заместитель. Женщина татарского производства, за пятьдесят, высокий профессионал, но гиперподозрительна, а отсюда — иронична, язвительна, словом, злючка-кусачка.
Председатель не любил эту женщину, но ценил, как толкового специалиста. Председатель симпатизировал своему второму заму и видел его своим преемником, но не успел сделать необходимые кадровые рокировки.
Ситуация сложилась так, что Председателю пришлось оставить службу официально и на его месте, правда, «врио», автоматически оказалась Татарка. Столица не торопилась с назначением, и Татарка начала уверенно властвовать. Через две недели она распорядилась не пускать Председателя в банк. Не пускать человека, который создал всё это и проработал здесь тридцать с лишним лет!
По сложившейся за многие годы привычке он приходил к половине девятого на службу, сидел за своим, но уже чужим столом, обзванивал своих, но уже не своих коллег из разных городов и весей российских и через пару часов мирно уходил домой. Пока он сидел в своём кабинете, к нему заходили сослуживцы, советовались, желали здравия и уходили. А к Татарке никто не заходил. Только по великой надобности. Естественно, ей это не нравилось, и она запретила визиты Председателя. Стёрла многолетний уклад, перечеркнула жизнь. Ну, не стерва ли!
Второй зам. был человеком покладистым, основательно-неторопливым, работу свою знал и любил, коллег жаловал и всегда привечал. Ему отвечали взаимностью. Естественно Татарка на дух не переносила Второго.
Она на дух не переносила Второго и строила ему всякие (мелкие и покрупнее) козни, но он на них внимания не обращал, следуя житейскому принципу: собака лает, караван идёт. Собака лаяла, а караван шёл себе спокойно. Ну, что такое собака супротив каравана верблюдов!
И тогда собака начала кусаться и первым укусила верблюда-вожака. То есть Татарка укусила Второго. Очень больно. Она пригласила его в свой кабинет и сказала: «Вы попали под сокращение, банк больше не нуждается в ваших услугах. Ну, разве что дворником...» Татарка произнесла эту гадость и злорадно рассмеялась.
Второй внимательно посмотрел на Татарку и спросил: «Надеюсь, это шутка?» Татарка «взмыла» под потолок и заверещала: «Какая на хрен шутка! Проваливай! Распишись в приказе и топай отсюда! Я в Центр сообщила, так и знай, и мне дали волю на кадровые перемены. Понял?! Тебя уже нет! Вали отсюда! И чтоб ноги твоей здесь больше никогда не было, упырь!»
Второй прочитал приказ и, убедившись, что это не шутка, повернулся и вышел из кабинета Татарки. Он дошёл до своего кабинета, постоял у двери и пошёл к выходу из банка.
Он — это Владислав Сергеевич Дорохов, Второй шёл по набережной к своему дому, растерянно улыбался и изумлённо покачивал головой. «Ну и дела.... Ну и дела, — думал он и беспрестанно покачивал головой в недоумении. — Ведь я её на работу устраивал, давал рекомендации, Председателя уговаривал.... Как же так?! И на первого зама её рекомендовал, как толкового и очень ответственного специалиста. Как же так, а? Как так можно?!»
Он спрашивал себя и осознавал сначала с недоумением, а затем с нарастающим раздражением, что случившееся — это сложившаяся за годы данность, что он лично вырастил у себя на груди змею. Впрочем, эта женщина таковой была всегда, просто ждала своего часа и дождалась. Она вытерла об него свои грязные ножонки, переступила и пошла дальше. А сначала сожрала Председателя. По-иезуитски безжалостно. Он тогда пришёл к Председателю, своему давнему и верному другу, и спросил: «Вась, что происходит? Почему ты ей позволил...». Председатель прервал его, резко взмахнув рукой: «Всё! Всё, Слава! К чёрту! Нет у меня никаких сил обсуждать это. Тебя не успел поставить на своё место — вот это беда, а всё остальное уже не по мне, совсем мне плохо, Славка...»
Второй пришёл домой, закрылся в своём кабинете, хотя дома никого не было, плеснул толику хорошего коньяка, раскурил трубку с хорошим табаком (двенадцать лет не курил, и всё это время болезненно страдал), устроился в уютном кресле и стал размышлять. «Если по большому счёту, то в случившемся виноваты мы сами. Василий и я в первую очередь. Кадровое формирование и контроль всегда были на мне. Мне казалось, что я создал сильную команду, и эта сучка всегда была внимательна и мила. Она даже клеила меня в постель. Хотела приручить? Наверно. Как тогда в командировке...»
Они были в Центре по случаю утверждения Гафаровой первым замом. Председатель представительствовал в Швейцарии и пришлось ехать за него. Всё прошло нормально, и после официальной части они пригласили московских коллег в ресторан. Всё было неторопливо, сытно, вкусно и лениво. Запозднились, и когда коллеги засобирались домой, она попросила остаться. «Хочу потанцевать, сто лет не танцевала. Не возражаешь?»
В танце она доверительно прижималась к нему и шептала слова благодарности: «Спасибо, Слава, по гроб жизни... не подведу... раба твоя...». А глубокой ночью Татарка постучала в его номер. Он открыл, но не запустил. Сказал жёстко: «Не надо, Фаина, потом жалеть будем». Татарка болезненно сморщилась, резко повернулась и ушла. А наутро, как ни в чём не бывало: «Приветик, ангел-хранитель мой».
Так она и порхала, каждое утро мимоходом заглядывая в его кабинет: «Привет мой ангел...» Но постепенно это прекратилось, когда она набрала нужную форму. Правда, коллеги её не жаловали и автоматом заходили ко Второму. Так было всегда. Но зато её признал и приветил «официальный бомонд» — замы из правительства территории, руководители предприятий и прочие акулы бизнеса. Она стала своей, равной среди равных, и к ней обращались чаще, нежели к Председателю либо Второму. Они прохлопали её победу, надо это признать.
Дорохов вдруг резко встал, глубоко вдохнул и тут же выдохнул. Всё! Никаких соплей! Вперёд!
Он открыл оружейный сейф, полюбовался своей коллекцией из двенадцати ружей, затем вынул короткий карабин, зарядил его и спустился на первый этаж. В гардеробной он прихватил долгополую куртку, надел её и, спрятав под ней карабин, пошёл в банк.
У полицейского-охранника Петра Вавилова даже мысли не появилось остановить Владислава Сергеевича. Он уважительно кивнул и открыл проход.
Дорохов беспрепятственно поднялся на свой этаж, зашёл в приёмную, выслушал какую-то информацию от секретаря Валентины и открыл дверь кабинета Татарки. У них была одна приёмная — удобно.
В кабинете, кроме Татарки, была её зам — «шестёрка» Климова. Второй деликатно попросил Климову выйти на несколько минут, но тут вмешалась Татарка: «Ты что тут командуешь, бом-жара! А ну, пошел!»
Этот мерзопакостный крик добил Дорохова окончательно. Он расстегнул куртку, вытащил карабин и направил на Татарку. Она не произнесла ни слова, только вытаращила глаза. «С благодарностью к тебе, Фаина», — сказал Второй и плавно нажал на курок. Пуля вошла в голову. Дорохов поднял карабин, но тут совершенно неожиданно на него с воплем кинулась Климова. Совершенно неожиданно — Климова. Руки бывшего гэрэушника Дорохова моментально отреагировали, прозвучал второй выстрел, и зам-шестёрка рухнула на пол.
В кабинет заглянула секретарь, ахнула и резко закрыла дверь. Дорохов устало опустился на стул, положил карабин на пол, потом вяло поднялся, прошёл в свой кабинет, вынул из сейфа пистолет, передёрнул затвор и поднёс оружие к виску. Третий выстрел прозвучал глухо...
Произведение публиковалось в:
"Друг мой Иисус", повести, рассказы. Благовещенск, Амурский пресс-клуб, 2017