Тяжкий путь в Страсбург
Взрыв грохнул прямо над ухом. Меня не размолотило в мелкие кусочки, но с лежака я-таки свалился. Я свалился, но мигом вскочил и стал ошалело оглядываться по сторонам. Я вертел головой до тех пор, пока не вмешался мой постоянный оппонент — внутренний голос. «Вверх посмотри, дурья башка», — язвительно сказал он и ехидно захихикал.
Я послушно поднял голову и сразу всё понял: самолёт. Он уверенно набирал высоту. Это «Боинг» лишил меня сна и покоя. Это драный бэушный «Боинг» взревел у меня над ухом, набирая высоту. «Ну, ё...», — растерянно подумал я и пошёл к домику Луки.
Лукашов, наверное, и не дёрнулся, ему эти взлёты — комариный писк, привык, дачевладелец хренов.
Лука сидел в кресле у летнего камина, курил и прихлёбывал пиво. Ему и впрямь было «равноденственно» по поводу взлетающих и садящихся самолётов. Он уже лет двадцать тут обитает.
Этот спокойный мужик — мой друг. Такой же давний, как его дача. В летние выходные дни мы с женой частенько пропадаем у Лукашовых. У них клёво: самодельные пруды, сосновые и лиственничные рощицы, опять же много клубники. А по ранней осени на даче и вовсе сплошная закуска — огурцы, помидоры, салат и прочие вкусности. Успевай наливай.
Вчера мы «наналивались». Факт. Во рту кака, а голова, аки ушибленная задница.
— Здорово, Лука, — вяло шевелю языком.
— Здоровей видали, Дашка-какашка. Чё у тебя рожа такая зелёная?
— На себя посмотри, атлет грёбаный...
Мы так общаемся. Всегда. Или почти всегда. Но только наедине. Нет, и при жёнах, но они уже и внимания не обращают. Или так кажется. А при посторонних держим марку. Точнее, стараемся. Во всяком случае, Дашкой-какашкой 71ука меня не называет. У меня фамилия — Дашкевич, отсюда и кликуха. Жене моя фамилия не нравится, хотя она носит её тридцать с лишком лет. Порой фыркает, когда я её раздражаю: «Дашкевич-хриневич. Что к чему... Надо было свою фамилию оставить. То ли дело — Добрынина...» Она фыркает, а я её всё равно люблю. Тридцать лет и три года.
Лука смачно пьёт пиво. Вкусно так прихлёбывает. Я бы тоже хлебнул. Литр, другой. Но, увы, отговорила роща... Моя пивная цистерна опустела лет пять тому назад. Аллергия на пиво. Аллергия на пиво!!! За что? Я и пиво — почти кровные родственники, почти близнецы-братья. И на тебе! А бывалочи... Много чего бывало, а потом организм сказал: стоп. И всё. Вдруг, ни с того, ни с сего. Стоп. Пил, как всегда, вкушал с удовольствием, и вдруг сильно-сильно зачесались ладони (всего-то после пяти-шести литров пива), вдруг сильно в одно мгновение опухло лицо, и я начал задыхаться. Даже «скорую» пришлось вызывать. Приятно-похмельной внешности доктор тяжко вздохнул и сказал: «Всё, дружище, с пивом придётся завязать. Я сам такой...»
А чуть позднее пришлось проститься с вискарём и коньяком. По той же причине. Теперь только водка, да и то не всякая. Только качественная. Например, «Тайга» или «Мърная». Вполне сносно по ценам и без эксцессов. Раньше с удовольствием пользовал «Государев заказ», но в последнее время эта водка что-то опаршивела. Ну, а на «Белугу голд» или «Финляндию» денежек катастрофически не хватает. А с вином и прочим шампанским я давным-давно завязал. Женские напитки не пользуем.
Бона как я умею, как выразился-то! Женские напитки не пользуем... Ты смотри-ка. А как самую распоследнюю бормотуху квасить, так ничего, а? Какую? Ну, хотя б ту же «Голубичную», «Яблочную» или «Осенний сад». А сахалинскую «Клоповку», а?! Вот откуда первые аллергические вести родились. Квасили эту самую «Клоповку» (по названию дикой ягоды) в маленьком сахалинском рыбном городке Стародубске (по 96 копеек за бутылку размером в 0,5 литра ящик на четверых, если что...), и вдруг зачесались ладони. Опытный человек сказал: «А это, дружочек, аллергия. Готовься...» Но тогда я и внимания не обратил на ту грозную реплику.
— Поди, хряпни соточку, болезный, полегчает, — говорит Лука и по-доброму ехидно улыбается. Отец родной...
— Сам иди, пивной курдюк. Нажрутся, пон-нимашь, и советы раздают...
Похмелиться, конечно, не мешало б. Но не получается. С утра не получается. Вплоть до рвотных позывов. К обеду растрясусь немного, тогда и выпью здоровья для. А пока — кофейку крепенького.
Я заварил, точнее, запарил чашечку родного «Жокея» и пристроился рядом с Лукой.
— Слышь, курдюк, а чё ты не затеешь судебную тяжбу с аэропортом?
— Чего ради?
— Как чего, внаглую нарушаются твои права...
— Какие права, што ты мелешь, шершавый?!
— Тебе не доводилось читать славную вещичку Хейли «Аэропорт»? Хотя... Кого я спрашиваю. Последняя твоя книга — букварь в первом классе...
— Слушай, а чего это ты с утра разбухтелся, а? Иди, говорю, поправь здоровье да в пруд залезь на двадцать сек. А то — Хейли, «Аэропорт», куды бы деться...
— Куда бы, если што.
— Што — куда бы?
— То. Пей пиво и писай криво, касатик.
Мы временно замолкаем. Так всегда. Набираемся сил. Как бы набираемся. Просто замолкаем в поисках какой-нибудь гадости. Но Лука не выдерживает.
— И чё твой Хейли?
— Через плечо мой Хейли.
— А чё тогда бухтишь?
— Хочу и бухчу, не ваше дачное дело, хозяйчик грёбаный.
— Ишь ты... Оскорбления пошли.... Ну-ну. Смело себя ведут сопляки заезжие...
— Ладно, сообщу тебе нечто. В той вещице Артура Хейли есть сермяжная и очень полезная для тебя, козья морда, правда.
-Ну? -Гну!
— Ну-у-у, понесло...
— Сам первый начал.
— Детский сад, улыбочку. Обиделся мальчик, обидели гады-немцы, фашисты проклятые.... Пойдём-ка, накатим по сотке. Накатим, и ты на глазах оживёшь, сучок гниловастый ...
Девчонки-жёны приготовили на завтрак омлет. Соточ-ка охлаждённой водки под омлет с утра — очень даже ничего. Хотя... Ну, почему «хотя», не шампанское же. Это шампанское по утрам пьют «аристократы и дегенераты», а мы — её, любимую водочку, «Беленькая» называется. Девчонки-жёны обходятся творогом и кофе. Они в той поре, когда женщины уже фыркают по утрам на алкоголь.
После завтрака мы с Лукой отползаем к прудам. Две соточ-ки и — новая жизнь, впрямь полегчало. Устраиваемся на любимой сидушке возле воды. Благодать. Я одалживаю безвозмездно у Луки сигарету, закуриваю и начинаю продолжать интересную (в данной ситуации) хейлевскую тему.
— Так вот, Хозяин. В «Аэропорте» Артура Хейли... — Лука пытается встрять с какой-нибудь «ехидой», но я его обрываю. — Молчать! Слушать! Слушать внимательно. Так вот. В произведении известного американского писателя Артура Хейли «Аэропорт» есть параллельная сюжетная линия, в которой фермер затевает судебные разборки с авиакомпанией.
— Основание?
— Молчать! Не встревать! Слушать! Начнём сначала для науки. Так вот. В произведении известного американского писателя Артура Хейли «Аэропорт» есть параллельная сюжетная линия, в которой некий фермер, назовём его условно Джон Смит, затевает судебные разборки с авиакомпанией по причине постоянных влётов и посадок самолётов низко над его домом. Смит выдвигает моральный, материальный и физический ущерб и объявляет очень солидную сумму штрафа в адрес авиакомпании. И начинаются длительные разборки. Каждый тянет одеяло на себя, а суды разных мастей и принадлежностей пытаются найти истину. В итоге дело доходит до Верховного (или как там это называется?) суда Соединённых Штатов, который признаёт вину авиакомпании. Фермер, измученный вконец, но не сдавшийся, получает очень приличную сумму. Всё понятно? — Относительно...
— Относительно чего?
— Не цепляйся, оратор хренов. Ты намекаешь на то, что я должен, как твой долбаный Смит, бороться за тишину над домом?
— Почему нет? Жизнь станет интересной и содержательной и денег заодно хапнешь.
— Вот-вот, хапнешь. Тебе бы всё хапать, старая морда. Всё бы им хапать, сучьи потроха...
— Успокойся, честножопый мальчик! Никто тебя не заставляет. Выражена мысль, озвучена ситуация. Нет, так нет, прозябай дальше. А дальше, кстати, будет ещё хуже. Ты уже сегодня неврастеник (про неврастеника я, конечно, перегнул, Лука хоть и холерик, но внешне вполне спокойный), а что будет через год... А через пять лет! И это всё из-за самолётов. Отвечаю! Ты вроде не замечаешь, а самолётики на нерв методично капают и превращают твою нервную систему в решето. Не веришь? Имеешь право.
Самодельный водопад поёт божественную мелодию лета. Очень славно под эту музыку дремлется. Ночью спать не даёт какая-то дивная птица (уже не какая-то, а вполне конкретная, под названием Сверчок дальневосточный. Лука отыскал по интернету, выслушав несколько тысяч голосов различных птиц). Она издаёт такие рулады, что не то, что спать, лежать спокойно невозможно. Хочется вскочить, залезть на дерево, откуда несётся песнь песней и долбануть эту птичку башкой о ствол. А потом повиниться за содеянное. А сейчас я пытаюсь дремать, до ночи этой «милой» птахи не будет. Хочу подремать, но... Наивный мальчик. Лука встревает тут же, как только я прикрываю глаза.
— Давайте будем спать, давайте всё бросим и начнём спать. В кои веки приедут, нажрутся с утра омлета с водкой и спят. Давайте и похрапим, не будем себе ни в чём отказывать, пусть все слышат, ачё?!
— Через плечо! Что орать-то сразу, Хозяин? Может, устроим пиранотерапию?
— Пиранотерапию? В такую рань? Можно. Только давай ещё по глоточку. У меня тут нычка имеется.
Лука, как фокусник-иллюзионист, достаёт из кармана трёхсотграммовую фляжку, мы делаем добрые глотки и перебираемся к крайнему пруду, где вода боль-мень тёплая, потому что водоём неглубокий, ложимся и замираем. Через тридцать-сорок секунд появляются первые мальки-разведчики, тыкаются мордахами в пятки, икры и тут же возникает рыбная гвардия (словно был передан конкретный сигнал о сборе) и дружно начинает нас пожирать. Рыбки-малютки, естественно, ничегошеньки не сжирают, но этот процесс мы уважительно называем пираноте-рапия. Лежим, лениво поругиваемся, и тут вдруг Лука начинает как-то по-бабьи хихикать.
— Чё, Хозяин?
— Под мышку залез, сучонок. Килограмма на полтора.
— Да бо-о-ольше...
— Вот и я о том же...
Вообще-то более пяти граммов здесь ничего не водится, но всё равно приятно.
— Кто б пивка принёс, а? — осторожно интересуется Лука. — Сам-то и привстать не могу, рыба-хычница драная ранила.
— Покричи, мож кто тебе и поверит...
— А ты?
— Слышь-ка? Совсем молодёжь охамела. Старого (я старше Луки на восемь лет), больного пацана пытаются загнать в угол. От пива, я те говорил сегодня и ещё повторю сто раз с превеликим удовольствием, от пива писаются криво. Понятно излагаю?
— А то... Вообще-то мог бы уважить Хозяина, Дашка-какашка. Понаедут тут, понимать, нажрутся с утра омлета с водкой и валяются в чистых прудах на халяву.
Я лениво соображаю, чем парировать, но слов достойных с похмелья не просматривается. Да и не с похмелья тоже. Тугодум я от природы, тормоз. И ничего тут не поделать. А слыву острословом. Но это приобретённое. Там услышал, тут применил. Запоминаю всё ехидно-оригинальное и даже записываю. А потом при случае — ушат острот на ухи (не на уши, а именно на ухи!) окружающих. Так и только так. А что делать, кому нынче легко? (затасканно-расхожая фраза, но сила в ней есть). Зато Дашкевич острослов и большой оригинал. Так говорят и думают. Все, кто меня знает. Мол, слышал, что Даха нынче выдаёт, нет? Ну, ты даёшь! Увидишь его, спроси: как твои дела, старина? И что? А то. Он сейчас говорит с размаху: плохо. Почему? Вот в этом и есть прикол. Со всех сторон положительный и везунчик Дашкевич говорит: плохо, всё плохо. При этом смотрит тебе в глаза своим печально-ироничным, почти что коровьим глазом. Вот и думай тут. Но все покупаются и думают, мол, если у Дашкевича плохо, то у них (у меня) всё вроде бы в норме, относительной норме. И спрашивают потом друг у друга, а что это с Дашкевичем?
А с Дашкевичем на самом-то деле всё очень даже неплохо, просто он балдеет. Думаете, откуда это «плохо, всё плохо»? Думаете, я сам этот прикол изобрёл и балдею? Увы... Это прикол моего лепшего друга Кости. Он могучий психотерапевт. Однажды, когда я в очередной раз достал его своими вопросами о поведенческой линии или поведенческих мотивах, он вздохнул и сказал: проще, живи проще, и люди к тебе потянутся. Ну, ладно, согласился я, но-таки не устоял и поинтересовался, а вот если спрашивают заведомую хрень — как дела, то тут что? Говори — плохо, делай скорбную паузу и усиливай — всё плохо. Очень эффективно, но при этом надо уметь делать скорбно-ироничную морду. Скорбно-ироничную — непременно. Тогда прокатывает, тогда верят, тогда говорят участливо, мол, не печалься, Даха, всё наладится. И всем хорошо. Мне от моего прикола и людям от их значимости и участливости.
Вечером мы уезжаем домой, а утром я, подогретый свежей темой, тороплюсь в областной суд и начинаю потихоньку зондировать: мол, так и так, ситуация странная и, вероятно, спорная, и если подать в суд, то что? А ничего, говорят юридические спецы, ничего ты не докажешь, авиакомпаний нынче пруд пруди, а аэропорт один, и он твоих претензий не примет. И что, на этом точку ставим? А как с правами человека, а как с моральным и физическим ущербом? А никак, говорят юридические спецы, нет предмета для судебных разбирательств.
Юридические спецы говорят так и дают понять, что «инцидент» исчерпан, но со мной так нельзя, я начинаю сатанеть и в этой связи крепчать морально и психологически, как боевой слон. И ведь они знают, что с Дашкевичем так нельзя, что он ещё тот говнюк, но всё равно пытаются съехать с темы. Пацаны, хитро улыбаясь, говорю я, пацаны, а вы читали Хейли «Аэропорт»? Ну и что, говорят «пацаны»? Ну и что? А то, говорю я, что у меня куча времени, и я «упёрся». Как вам такой расклад? Я пройдусь по всей схеме и в итоге сгоняю в Страсбург. Как вам такой расклад, а?
Ой, ой, Даха, убил наповал, почти что насмерть, говорят «пацаны». Ты, прежде чем в Страсбург гонять, поговори с Михайловым, он тебе всё по полочкам разложит и успокоит до конца дней твоих.
А вот это весомый посыл. Михайлов — председатель областного суда и очень толковый специалист. Но опять же, если меня отправляют к Михайлову, значит, мои резоны имеют шанс.
И я пошёл к Михайлову, и всё ему обсказал в деталях, и он внял, а выслушав, помолчал немного, и по привычке помяв нос, сказал: «Проигрышное дело, чесслово. Но вы попробуйте. Ввяжитесь по полной схеме: городской суд, потом областной, затем Верховный, а уж потом — Страсбург. А что, азартно, такой, знаете ли, адреналинчик. Попробуйте, попробуйте. Проиграете — факт, но кайф поимеете. Ввязывайтесь смело. Если что — обращайтесь. А что касаемо Страсбурга... Есть у меня один материальчик, интервью с моей персоной, понимаете ли. В эту тему. Оставьте свою электронку, я вам сброшу».
Я читаю интервью с Михайловым, и настроение начинает катиться в пропасть.
«Надо ли ехать в Страсбург?» Такой, знаете ли, заголовок — в лоб. И вопросы достаточно конкретные, а уж ответы...
— Николай Сергеевич, что это за организация такая — Европейский суд в Страсбурге?
— Начнем с азов. Европейский суд по правам человека является одним из основных институтов Совета Европы — международной организации, объединяющей практически все европейские государства. С недавнего времени его членом стала и Российская Федерация. Как известно, ООН в 1948 году приняла Всеобщую декларацию прав человека, и в развитие этой декларации через два года Совет Европы подготовил для подписания европейскими государствами Конвенцию о защите прав человека и основных свобод. Вот для контроля выполнения взятых на себя государствами обязательств и учреждён Европейский суд по правам человека. С момента его учреждения суд претерпел несколько изменений организационного и процедурного характера и в нынешнем своем виде существует с 3.1 октября 1998 года.
— Что из себя в организационном плане представляет этот орган?
— Европейский суд по правам человека состоит из судей, число которых соответствует количеству государств — участников Конвенции. В настоящее время это сорок один судья. Судьи избираются Парламентской ассамблеей Совета Европы на шестилетний срок. Они участвуют в работе суда в личном качестве, то есть они избраны от государства, но государство это там не представляют, а действуют самостоятельно. Ну, и если схематично показать структуру суда, то он разделен на секции, в которых есть комитеты, сами секции образуют палату и самый высокий орган в суде — Большую палату. Состав всех этих органов теоретически сбалансирован и отражает различные правовые системы государств — участников Конвенции. От Российской Федерации место в суде занимает Анатолий Ковлер.
— Кто может обращаться в этот суд?
— Суд может принимать заявления от любого государства — участника Конвенции (межгосударственные заявления) или от отдельного лица (индивидуальные заявления), которое утверждает, что явилось жертвой нарушения государством — участником Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
В последнее время суд посчитал возможным принимать заявления и от организаций. Это связано с тем, что стал очевидным такой фактор, как нарушение прав человека путём ущемления прав какой-нибудь организации.
— Давайте остановимся на индивидуальном заявлении. Как обратиться в Европейский суд физическому лицу, то есть отдельному человеку?
— Для того чтобы суд принял заявление к рассмотрению, существуют определенные условия и процедуры. Во-первых, заявление может быть принято тогда, когда исчерпаны все «внутренние» — в рамках законодательства своей страны — средства правовой защиты. Во-вторых, жалоба должна быть подкреплена реальными доказательствами. Далее. До момента обращения в Страсбург должно пройти не более 6 месяцев со дня последнего судебного решения. Добавлю. Нарушение прав должно было произойти после того, как страна подписала Конвенцию. Россия это сделала 5 мая 1998 года. И ещё. Жалоба должна иметь своим предметом только те права, которые прямо предусмотрены Конвенцией. Например, граждане России не могут обращаться в суд с жалобами на маленький размер заработной платы или пенсий, или невозможность вести достойный образ жизни. В соответствии с этими требованиями один из комитетов рассматривает заявления на предмет приемлемости.
— Если заявление признано приемлемым, как оно рассматривается?
— Я думаю, что мой ответ на этот вопрос является ключевым во всём нашем разговоре, и хочу, чтобы его внимательно прочли те, кто вынашивает замыслы обратиться в Европейский суд. Во-первых, после этого все документы обращающаяся сторона должна будет вновь оформить на одном из официальных языков суда — английском или французском. Во-вторых, необходимо заключить соглашение об услугах адвоката, владеющего английским или французским языками. Можете себе представить, во сколько это обойдется человеку? Да и не исключено, что суд может вызвать заявителя на слушание дела, а это путь неблизкий — город Страсбург во Франции.
— Но всё же, если все эти требования выполнены, как развивается процедура дальше?
— А затем дело поступает на рассмотрение палаты. Первая стадия разбирательства обычно проводится в письменной форме, хотя палата может принять решение о проведении слушания по делу. Разбирательство в суде является состязательным и публичным, слушания, в основном, открытые. Пояснения сторон и другие материалы доступны общественности. Если дело, находящееся на рассмотрении палаты, поднимает серьезный вопрос, палата может передать заявление на рассмотрение в Большую палату.
— Как принимается решение?
— Ещё до официального принятия решения палата пытается решить вопрос путём мирного урегулирования спора между сторонами. Если это не удалось, то палата принимает решение большинством голосов. Затем в течение трёх месяцев после вынесения палатой постановления любая из сторон в деле может подать заявление о передаче дела на пересмотр в Большую палату. Постановления Большой палаты обжалованию не подлежат. Все постановления Суда являются обязательными для государств-ответчиков. За исполнением вынесенного постановления следит Комитет министров Совета Европы. В то же время, постановление суда не отменяет все те приговоры и решения, которые обжалует заявитель, а является поводом к тому, чтобы определенные органы внутри страны ещё раз вернулись к этому делу. И не исключено, что и новое рассмотрение будет не в пользу заявителя.
— Как наша страна, где происходят сложные процессы, затрагивающие права очень многих людей, выглядит в Европейском суде на фоне других стран, вполне благополучных?
— Во время моего пребывания в Страсбургском суде мы интересовались этим вопросом и с удивлением узнали, что ожидаемый вал жалоб из России не состоялся, в лидерах по количеству обращений в суд как раз благополучные государства.
— Но всё-таки жалобы из России есть, сколько их и как они разрешаются?
— Всего из России поступило более 7000 жалоб, однако допустимыми (то есть принятыми к рассмотрению) признаны только 3 заявления. Одна жалоба по поводу длительного (более Ъ лет) содержания подсудимого в камере без рассмотрения дела была решена в пользу заявителя. По другому делу — не в пользу заявителя, ещё одно рассматривается.
— После такой информации действительно подумаешь, стоит ли обращаться в Европейский суд, как Вы считаете?
— Право такое есть у каждого гражданина. Что касается вопроса «стоит ли?», то я отвечу однозначно: не стоит. Я знаю немало случаев, когда человек, считающий, что его права нарушены, не обратившись даже в суд первой инстанции, сразу собирается обращаться в Европейский суд. Еще раз повторю — не надо этого делать. Мы здесь на месте в состоянии разрешить любой вопрос в соответствии с законом. Я, как председатель суда, располагая надзорными функциями, вынес достаточно дел на рассмотрение президиума, который отменил много приговоров и решений судов как первой инстанции, так и второй. Причём рассмотрение дел на месте обойдется истцу и дешевле, и удобнее, так как он всегда может предоставить дополнительные свидетельства в свою пользу, пригласить свидетелей по делу и так далее. Да и при всей критике наших судов за долгое рассмотрение дел в Европейском суде дела рассматриваются ещё дольше. Должен заметить, что в работе Европейского суда имеется тоже немало проблем, и на повестке дня стоит вопрос его реформирования.
— Будем надеться, что Вы убедили наших читателей, но всё же давайте укажем адрес Европейского суда по правам человека.
— Запросто. Вот он. Переписывайте.
Внимание! Почтовый адрес Европейского суда по правам человека.
Кому: The Reristrar
Куда: European Courtob Human Rights, Council of Europe
Город: Strasbourg Cedex
Страна: France
Индекс: F - 67075
Я переписал этот адрес — на всякий пожарный случай, мало ли. А назавтра я пришёл в городской суд с конкретным заявлением (его мне составил Михайлов). У меня его приняли беспрепятственно, но уточнили: с какого года вы являетесь владельцем этой дачи? Я недоумённо пожал плечами — так это не моя дача. На меня внимательно посмотрели и сказали: тогда до свидания. Но через секунду уточнили: если хотите заниматься этим, возьмите у хозяина доверенность на Ваше имя.
Что сказать? Я понял, что замок из песка рассыпался, что мне никогда не бывать в красивом городке Страсбург, но Хозяину-таки позвонил. Лука выслушал меня и сказал менторским тоном: «Да пошёл ты в жопу». И я пошёл...
Произведение публиковалось в:
"Друг мой Иисус", повести, рассказы. Благовещенск, Амурский пресс-клуб, 2017