Русский север для американца
Из американского города Уэнетчи (штат Вашингтон) в русский город побратим Тынду (Амурская область, север) выехал в командировку преподаватель университета Патрик Лайли для полугодового обучения английскому языку детей старших классов в стенах тындинской гимназии. Патрик ещё летел через океан, а тындинцы уже сильно озаботились, потому, как в марте вдруг ударили морозы. За минус сорок, минус сорок два, если быть точным. Что такое минус сорок для американца, проводящего зиму при максимальных «морозах» плюс 2-3 градуса? «Это смерть», — уверенно констатировал мэр Тынды. И все с ним согласились.
— Что будем делать? — спросил Мэр на экстренном совещании.
— Будем встречать в Хабаровске, тепло одевать и осторожно везти к нам, — выразил общее мнение один из замов мэра.
— Что значит «тепло одевать»? — спросил Мэр. — Поконкретней, пожалуйста.
— Возьмём у армии полушубок, тёплую шапку, валенки, наконец, или унты, — уточнил другой зам.
— Как вариант, годится,—согласился Мэр. — Кто поедет встречать?
На этом этапе переговоров возникла пауза. Никому не хотелось брать на себя ответственность. Попытались переложить всё на директора гимназии. По логике всё верно — к нему, прежде всего, приезжает американец. «Нет, — твёрдо сказал Директор, — я не могу, мне надо на совещание в область». Все осуждающе посмотрели на директора гимназии и вопросительно — на Мэра. И что? И кто? Мэр посмотрел укоризненно на коллег, тяжело вздохнул и сказал: «Ну, что ж, коли все такие занятые...». Что вы, что вы — всполошились коллеги, и в этот миг Мэру позвонил Журналист, и всё решилось само собой с помощью СМИ в лице корреспондента городской газеты Александра Брагина. Узнав суть проблемы, он фыркнул: «Ну, господа чиновники, нашли трудность, господи прости. Да я мухой сгоняю за хорошим человеком за ваш счёт, разумеется, и враз всё обстряпаю надлежащим образом».
Но враз всё «обстряпать» не удалось. Когда Патрик Лайли вышел из самолёта в аэропорту Хабаровска, его физическому и психологическому недоумению не было границ. Хотя за бортом «лежало» всего минус 19. Господин Лайли встал как вкопанный на трапе и совершенно не собирался двигаться вперёд.
Благо, что бамовскому журналисту загодя разрешили встречать американца у трапа. Увидев вселенскую оторопь на лице Патрика, Журналист спешно поднялся по трапу, подхватил старого знакомца под локоть и быстро поволок к автобусу.
Саня Брагин (журналист) познакомился с Патриком Лайли в прошлом году в Уэнетчи, куда тындинская делегация приехала с побратимской миссией. Саня и Пат сразу поладили, и десять дней Брагин жил в семье Лайли. Славные были денёчки, особенно вечерочки. Много говорили, обмениваясь разной информацией, немного пили вискарь или пиво и засиживались за полночь.
...Саня тащил Пата к автобусу и приговаривал: «Потерпи, дружочек, потерпи, миленький. Ща в автобус, потом в поезд... А вот что в Тынде будем делать — хрен его знает. Там, Патричок, минус сорок. Вот беда какая!»
До Тынды добрались вполне сносно, в вагоне было тепло и даже жарко. Но когда поезд был уже на подступах к легендарной столице БАМа, Брагин несколько запаниковал и стал звонить мэру. «Марк Ёсич, — машину подгоняйте вплотную к вагону, чтобы — раз и тама. Какие правила, какие на хрен правила! Он при девятнадцати градусах чуть от удивления не крякнул, видели б вы его глаза. Марк Ёсич, давайте уже не будем пререкаться...»
Появившись в проёме вагона, господин Лайли снова, как на трапе самолёта, наглухо замер. Он не понимал, что происходит. Ощущения были катастрофически сильны и бездействие добропорядочного американца вполне объяснялось.
— Пат, смелее, шагай вниз, — протянул руку Саня. — Смелее, щас всё подчиним.
Американец осторожно спустился вниз, внимательно посмотрел на Брагина и также осторожно лёг на перрон. Осторожно опустился и осторожно лёг. Вероятно, в этом положении он что-то понимал и осознавал.
Саня протянул ему руку: «А теперь встаём потихоньку, Пат. Лежать тут категорически запрещено, поверь». Но Патрику Лайли так было вполне комфортно или хотя бы понятна версия происходящего, и он не захотел принимать вертикальное положение. Патрик жалобно посмотрел на журналиста и сказал: «Немного полежу. Устал».
Через пятнадцать минут их уже принимали Мэр и директор гимназии. В кабинете было тепло, но американец болезненно ёжился, словно продрог на всю оставшуюся жизнь. Брагин успокаивающе поглаживал Пата по плечу, и, как заведённый, повторял одну и ту же фразу: «Немного полежу. Устал». Мэр и Директор настороженно косились на журналиста. «Саня, — не выдержал Мэр, — ты может чё-то съел с утра, а? Что это тебя так перекосило?» Брагин вздрогнул, словно очнулся, и рассказал суть своего «перекоса».
Если в дела учебные гражданин юнайтед стэйтс оф Америка Патрик Лайли вник быстро, то в климатические тяжести въезжал долго и болезненно. Его привозили в гимназию и обратно, но американцу хватало полминуты (от подъезда до машины), чтобы ощутить пронизывающий насквозь ужас холода. Закрыв дверь подъезда, он тут же мёртво замирал и тупо смотрел в пол. До тех пор, пока кто-либо не брал его под белы руки и не отводил в машину.
— Что-то долго тебя колбасит, Пат, — удивлялся Саня.
— Что есть колбасит?
— Ну... долго привыкаешь, точнее, никак не привыкнешь к нашему климату.
— Я не сумасшедший, чтобы привыкать к этому, — болезненно морщился Патрик. — Вообще-то любой другой американец на моём месте сразу бы вернулся домой. Наш контракт не предполагает таких температур, ведь так, Саня?
Все вечера они проводили вместе. Для Брагина это было вполне нормально, какая разница холостяку, где толкаться вечерами, а с Патом куда веселее и интереснее, чем в баре, где к концу вялых заседаний Брагин, как правило, напивался и в силу своего темперамента начинал слегка буянить. Всякий раз охрана бара «ласково» тормозила журналиста. Его элементарно выбрасывали с крыльца. Саня «мягко» приземлялся, сразу трезвел и уверенной походкой шёл домой.
Через пару недель Патрик попросил Брагина: «Алекс, очень не хватает сыра. Можно решить эту проблему?» Время в ту пору в данной стране было смурное, талонное, на прилавках магазинов, кроме банок «Килька в томатном соусе», практически ничего не стояло. Патрика снабжали отдельно, через мэрию. Брагин позвонил Мэру, тот сделал распоряжение, но результата в виде сыра, хотя бы одной головки, хотя бы килограмма не образовалось. Не было в Тынде сыра. Брагин язвил: «Марк Ёсич, в Тынде нет сыра?! Тогда зачем вы сидите в кресле мэра?»
Сыр нашли в Благовещенске, откуда однокурсник Брагина переправил именно головку килограмма на полтора. Вечером Пат разом её съел. Головка со скоростью звука уменьшалась, и столь же быстро улетучивалось настроение Сани Брагина. Он печально рассуждал мысленно: «А завтра что? И вообще, где я возьму столько сыра?» Словно угадав мысли приятеля, Пат завершил уничтожение головки и, облегчённо вздохнув, сказал: «Вот и хорошо. Наелся навсегда». Брагин недоверчиво спросил:
— Как это — навсегда?
— Вот так. Больше до конца работы у вас я не буду есть сыр. Со мной такое бывает, Саня. Чего-нибудь очень захочу, наемся до полноты кишечника...
~ От пуза. Надо говорить от пуза, Пат.
— Хорошо, от пуза. Наемся от пуза и потом очень долго не ем. Так что ты не переживай, друг мой Алекс, сыр я теперь стану есть только у себя дома. Но, честно говорить, я очень удивлён: в такой огромной стране нет сыра...
Патрика Лайли удивляло многое, но он деликатно молчал. Лишь иногда, когда психологически припирало, спрашивал у Сани, только у него. Да и то очень осторожно. Брагин психовал, потому что отвечать на вопросы благополучного американца было сложно. Страна Советов в ту пору была в полной заднице.
— Понимаешь, Пат, громадность территорий не всегда предполагает успешность развития государства. Именно у нас это ярко выражено. Мы не справились с должными процедурами и зарылись в дерьме по уши. Конечно, можно бы адресно кивать на большевиков-коммунистов — они виноваты. Но это неправильно, старина, виноваты все, виноват народ, позволивший себя оскопить. Хотя о чём я.... Тебе-то оно зачем... Просто хочу, чтобы ты понимал: если в богатейшей стране нет сыра — это звиздец.
— Что есть звиздец, Алекс?
— Звиздец — это всё, Пат, это конец, это полный финиш, это психологическая атомная война. Но мы не пропадём, Патрик! Мы не пропадём. Завтра возьмём отгулы за прогулы и полетим в Благовещенск есть сыр и пить Амурское пиво. И я поведу тебя по бабам.
— Это как? Если ты хочешь сводить меня в публичный дом, Саня, то в этом нет никакой необходимости.
Патрик Лайли — выдающийся семьянин и легковесная фраза «я поведу тебя по бабам» никак не выстраивается в его здоровом сером веществе. Во-первых, непонятна терминология. Что есть бабы? Во-вторых, непонятна технологическая схема: зачем нужно ходить по этим самым бабам, если это не поход в публичный дом?
— Алекс, не надо ни сыра, ни баб. Лучше свози меня на день оленеводоф и я, наконец, увижу ваших индейцев.
— Эвенков, Пат. У нас нет индейцев, но есть эвенки.
— Согласен, Саня. Хочу видеть эвенков. Эта встреча украсит мой фильм.
В свободное от занятий время Патрик Лайли постоянно снимал. Фото- и видеоматериалы по окончании должны были собраться в фильм.
28 марта они вылетели в Усть-Уркиму на вертаке с командой артистов из отдела культуры района. Саня морщился, ему очень не хотелось окунать американца в «глубину» праздничных «разборок» эвенков. Он ныл: «Понимаешь, дружище, там свои отношения, а в этот день всё усугубляется... Ну, в общем, эвенки любят выпить, а у них отсутствует иммунная защита... Может, мы попозже, а? Давай ближе к лету, а? Прямо в стадо». Патрик кивал головой: и ближе к лету прямо в стадо — тоже.
Самые худшие тревоги Брагина материализовались уже в аэропорту Усть-Уркимы. К вертолёту подбежали дети трёх-пяти лет. Пьяные дети. Пьяные дети трёх-пяти лет. Саня взвыл и потащил Патрика от вертолёта.
— Что, Алекс? Что случилось, куда мы бежим?
— Подальше от вертака, Пат. Ты можешь простудиться.
— Да нет, сегодня очень тепло, Саня. Скажи, а почему эти дети так странно себя ведут? Такое ощущение, что они пьяны. Что-то не так?
— Это совсем маленькие дети, Пат. Они не могут быть пьяными, правда?
— Конечно. Мне просто показалось, Саня. Прости...
—- Всё нормально, Пат. Просто тебе показалось. А вот взрослые будут пьяными, не удивляйся. Такой день. Это их праздник. Единственный праздник в году. И они выпивают больше нормы. А потом дурачатся и иногда стреляют. Так бывает в этот день, Патрик. Не удивляйся сегодня ничему, на самом деле эвенки прекрасный работящий народ со своей весомой культурой, традициями. Просто в день оленевода... А если захочешь, мы можем сейчас же улететь обратно.
Но, к великому сожалению Сани Брагина, гражданин гонай-тед стайте оф Америка Патрик Лайли не захотел улетать, но захотел зрелищ. Обвесившись фото- и видеоаппаратурой, он уверенно вписался в гущу эвенкийского народа, к счастью, ещё не пьяного мертвецки. Пат много чего отснял: гонки на оленях, борьбу, перетягивание на канатах, танцы, песни и прочую праздничную национальную благодать.
А потом глава сельсовета Наталия Петровна Локарева объявила праздничный обед, и всё пошло прахом. Прахом — для Сани и Пата. Эвенки и прочие русские при них по традиционной схеме быстренько напились и зажили своей развесёлой жизнью. Полусмертельно раненый алкоголем бригадир оленеводов Николай Фёдорович Краснов гонялся с ружьём по посёлку за своей почти трезвой женой Ниной Степановной. Она неуверенно убегала, и в тех эмоционально невыдержанных местах, где надо кричать «Убивают!!!», она очень тихо, но уверенно говорила: «Наверно сяс убют». Отец и сын Гавриловы дрались на берданах. Не стреляли, а именно дрались. Замах — удар, замах — удар. Первым вышел из строя отец, получив прикладом по лбу. Изрядно кривоватый пятилеток Кеша Смирнов носил в руках литровую бутылку водки «Смирнофф» и предлагал всем без исключения выпить. Народ пил, как откажешь ребёнку.... И так далее. Все, как обычно, были довольны. В том числе и гражданин юнайтед стэйтс оф Америка Патрик Лайли.
Все, кроме Сани Брагина. Он знал, что для них с Патом вот-вот начнётся тот самый «звиздец». Эвенки уже пронюхали, что в их посёлке появился «мириканец», который снимает фильм про них. Значит, что? Значит, надо с ним общаться и показать себя во всей национальной красе.
Первой решила «показаться» Томка Николаева, уборщица из столовой. Она считала себя самой красивой среди эвенкийских женщин, но на деле Томка была не самой красивой, а самой пьющей. Когда Саня и Пат под водительством главы посёлка пошли на праздничный обед, первая красавица тут же присоединилась, запросто взяла «мириканца» под руку и доверительно сказала: «Меня сымать будем, а потом делай со мной цё хоцис».
Именно этого Саня Брагин и боялся — «делай со мной цё хоцис». Эта схема ни на миллиметр не подходила Патрику Лайли. Ну, никак! Брагин кое-как отцепил первую красавицу от «мириканца», отволок её в сторону (именно отволок, потому, что иначе не получалось, Томка упиралась аки бык) и завопил: «Царица, я тебя умоляю! Мы тебя обязательно снимем, мы сделаем отдельный, двенадцатисерийный фильм о тебе. А сейчас нельзя, сейчас — международный скандал. Пойми меня правильно, Царица!» Тамарка хорошо реагировала на Царицу, жеманно округляла глаза и губы, но отказаться от съёмок не желала.
— Ну, ладно, — будто бы уступил Саня, — хрен с тобой, сниматься, так сниматься. Пойдём, опрокинем по стаканчику и — вперёд.
— По стаканцику — хорошо, — соглашалась Томка, — пойдём быстро, а то всё выпют. По стаканцику и сымаца на фильм.
Через два «стаканцика» Томка тихо свалилась под стол, а Саня поставил первую «птицу» в список безвременно ушедших. Вторым в этом списке стал Николай Фёдорович Краснов. Он тоже видел себя героем фильма. А как иначе? Бригадир, депутат Верховного Совета, орденоносец. Чего же боле?!
Краснов почти уверенно, но при этом очень осторожно подошёл к «мириканцу», уцепился за видеокамеру и сказал: «Сяс, подозди цюток. Выпим немного и нацнём». Сказал и свалился замертво. Бригадир свалился, а Саня поставил очередную «птицу».
Пат удивился. «Скажи, Алекс, они совсем пьяные или устали?» Брагин пожал плечами: «Какая разница, главное, что они до утра не будут нас беспокоить. Все бы так устали...»
Но «устали» не все. Единичный философ и профессиональный охотник Пётр Фёдоров давно хотел снять фильм о тайге и её обитателях, но всё как-то не получалось, а тут вот он — готовый режиссёр и оператор. Да ещё и «мириканец». Они знают толк, ничего не скажешь. Пётр уважительно (но и снисходительно, эвенки это умеют похлопал Патрика по плечу: «Молодес, будем работать. В тайгу подём, больсой фильм сымем. Да?»
— Конечно, Петя, — быстро вмешался Брагин. — В тайгу пойдём непременно, и большой фильм снимем обязательно. Давай по стаканчику и обсудим.
— Давай, давай. И в газету написым.
Обсуждение прекратилось на третьем стаканчике. Пётр Фёдоров вяло махнул рукой и тихо сполз по стене на пол. «Три ноль», — тихо сказал Саня и совсем неуверенно вышел на улицу. Подумал тревожно: «Надо глубоко дышать, иначе — хана». Брагин был стойким бойцом алкогольного фронта, но и его силы уже завершались.
Патрик вышел вслед за Брагиным и терпеливо стоял чуть поодаль. Патрик всё понял. Он понял, что друг Алекс пытается спасти его от местных индейцев. С риском для жизни. Патрик понял, что иначе нельзя, что «индейцы» несут серьёзную опасность.
Саня вдохнул большую порцайку морозного воздуха, почувствовал постороннее внимание, сконцентрировал последние силы, обернулся, увидел Патрика и, сказав, словно тихое прощай «береги аппаратуру, Пат», — рухнул на землю.
Патрик осторожно занёс Саню в дом, положил на диван, поставил рядом две табуретки, на одной из них поместил большой кофр с аппаратурой, помня тревожное завещание Алекса: «Береги аппаратуру, Пат», на другую сел сам, и стал внимательнейшим образом следить за поверженным другом и дорогой (в любом смысле) аппаратурой. Так он просидел всю ночь. За окном периодически постреливали, покрикивали, но их эвенки больше не беспокоили.
Утром вертолёт унёс гражданина Российской Федерации Александра Братина и гражданина Соединённых Штатов Америки Патрика Лайли из Усть-Уркимы в Тынду.
Произведение публиковалось в:
"Друг мой Иисус", повести, рассказы. Благовещенск, Амурский пресс-клуб, 2017