Шуба из голубой норки
Об эту проблему Белов «ударился» давно, ещё на севере. Он приехал на работу в знаменитое управление «Северавтодор» и сразу почувствовал основательность этого географически далёкого места. Впервые – в магазине. Это был небольшенький смешанный магазинчик, но его прилавки просто ломились. И от вещей, и от продуктов. В ту пору это было просто невероятно. В том городе, откуда приехал инженер-механик Белов, ничего подобного давным-давно не было. А может, и вовсе никогда. Классные вещи, классная обувь, классная еда. Всё по высшему разряду. Так ему показалось.
Второй раз чувство основательности и некоторой охренелости пришло у кассы, где ему выдали подъёмные. Увидев в ведомости сумму, Белов просто ошалел. Настороженно спросил у кассира: «Вы ничего не перепутали, уважаемая?» Женщина иронично хмыкнула и сказала утвердительно: «Это скоро пройдёт. Расписывайтесь». Так и произошло, к большой зарплате он привык быстро.
Через полгода приехала жена. За неделю до её появления Белов начал рыскать в поисках достойного подарка. Уж очень хотелось сразить Людмилу, свою любимую раз и навсегда Люсю. Чтобы наповал. Бац – и в дамки. А чем сразить? А как? Коллега Гаврушев посоветовал: «Шубу подари. Здесь без шубы швах. Постарайся достать». Белов не понял: «А чё доставать-то? Этих шуб в магазине, как грязи…» Гаврушев красноречиво покрутил пальцем у виска: «Болван ты, Белый. То разве шубы? То портянки искусственные. Ты мутон добудь. Вот тогда – да».
Белов сунулся туда, сюда – фигос под нос. Завмаг, душевный человек Вера Васильевна, подсказала: «В продснаб иди. Только едва ли выделят. Но всё ж таки попробуй, а вдруг». Он пришёл, постучался в дверь директора, вошёл и сразу заиграл. Здоровенный, красивый мужик. Глаз горит, улыбка белозубая сверкает. Обаянием и нахрапом решил взять. Но не вышло. Директриса, утомлённая властью и заботами женщина средних лет, тяжко вздохнула и спросила-утвердила: «За мутонкой пришёл». Белов быстро-быстро закивал и ещё шире заулыбался, а директриса устало потёрла глаза и сказала: «Не положено ещё твоей бабе мутон носить. Через три года придёшь».
Сказала – как ужалила. Белов чуть к потолку не подпрыгнул от возмущения и унижения: «Через три года?! Да ты к тому времени уже крякнешь, пепельница треснутая! Ноги моей здесь больше не будет. Доживай!» Хрястнул дверью и вышел на мороз. И в тот день, тот час, тот миг поклялся себе Слава Белов, что не он будет, если через три года не оденет свою Людмилу в шубу из голубой норки.
Погорячился, конечно. Прочитал как-то в журнале «Иностранная литература» про шубу из голубой норки, и запала она ему в душу. А какая голубая норка в те годы? Такие шубы разве что жёны секретарей ЦК КПСС носили. Или какие актрисы народные – разные там Аллы Демидовы.
Словом, встречал Белов свою супругу в аэропорту с развесёлой, под леопарда, искусственной шубой в руках. Но печаль его быстро исчезла, когда увидел свою Люсю. А уж как она обрадовалась, как заохала и заахала, когда он шубу раскрыл и набросил ей на плечи. Никогда она такой шубы не носила, не по деньгам им было такую шубу иметь.
А через год, на день рождения жены, Белов красиво бросил к её ногам мутоновую шубу. Где и как он её достал – тайна, покрытая мраком, как говорил сторож управления Артёмыч. Уж как только ни пыталась Людмила дознаться, ничего у неё не вышло. Но на самом деле всё было предельно просто: Белов усилил двигатель на «Волге» мужа директора продснаба. Такой своеобразный мен получился. Я – вам, вы – мне. Когда муж той самой утомлённой властью госпожи Быстровой к нему пришёл, Белов ему прямо в лоб выложил: «Двигун усилить – не шутка, только за это шубу мутоновую сорок восьмого размера принесёшь». И тот принёс.
Людмила шубе, конечно, обрадовалась, только не было в её глазах того счастья, как от первой искусственки. Привыкла уже к северной финансово-раскрепощённой жизни. А ту «леопардовую» она на следующую зиму плотной плащёвкой обшила, чтобы ветер не продувал. На севере женщины одевались специфично. Мехом внутрь – пальто с капюшоном, оленьи унты, мужские меховые шапки с ушами из волка или лайки. Песец, норка и прочая меховая деликатность здесь в почёте не были. До времени, конечно.
Время шло, и Белов поступательно двигался дальше к достижению «великой цели» – шубе из голубой норки. Через пару лет после «мутонки» он подарил (опять-таки на день рождения) супруге шубу из казахской лисы. Белой казахской лисы! Это был писк, и Люся, в самом деле, запищала от восторга. Это был истинный эксклюзив, ни одна северянка никогда в жизни не носила такой шубы. Даже директор продснаба Быстрова и жена начальника управления – модница Лариса Ягоднова. А жена главмеха Белова (таковым он уже стал) – носила и в ус не дула. Легко и изящно.
Женщины цокали языками от восторга и завидовали. Некоторые – чёрной завистью. Мужчины глядели на Белова с удивлением и даже недоумением, мол, совсем мужик головой съехал, помешался на шубах, разве ж можно так бабу баловать… Они не знали одного весомого обстоятельства из жизни главмеха: Славка Белов был детдомовцем, истинным детдомовцем, и заботиться о ком-то, тем более младшем, тем более любимом, было для него нормой. Он с таким же трепетным вниманием и любовью заботился и о своих детях – двойняшках Катьке и Петьке, но они были ещё малы, поэтому не выделялись так, как их мама – роскошная Людмила Белова. Она стала такой, вернее, таковой её сделали муж и северная зарплата: холёной, гордой.
Через пять лет пребывания на севере Белов одарил жену норковой шубой. Нет, не голубой, обычной, коричневой. Тогда уже было другое время, тогда скоропостижно скончался СССР, и всё сначала рухнуло, потом резко переменилось. Север сразу осиротел, потому что его обитатели начали панически возвращаться на материк. А что оставалось делать? Куда подевались надбавки, льготы? Север стал обычной территорией. А тут ещё этот «павловский выстрел» с денежной реформой. Северяне потеряли большие деньги. Те самые, на которые предполагалось жить и не тужить на материке, строить жильё себе и детям, проводить лето на море, красиво одеваться и даже немножко сорить деньгами.
Но деньги в одночасье пропали, и северяне растерялись. А многие просто рухнули психологически. Все долгожители севера помнят, как геолог Саня Успенский, обладатель 150000 рублей (по тем временам – бешеные деньги!) пришёл в банк и… Нет, не пришёл, ворвался, сбил с ног охранника, рванул на себя дверь управляющего, схватил его за горло, придушил, потом отпустил и, протянув початую бутылку чистого спирта, сказал: «Выпей за упокой души советского трудяги, г…к».
Вот именно тогда, в те лихо-дурацкие времена Славка Белов умудрился подарить своей Люсе норковую шубу. Он привёз её из Китая, где был в командировке по поводу создания СП (совместного предприятия). Никакого предприятия они не создали, но обсуждали почти неделю возможные варианты, и при этом пили ароматизированную (на самом деле просто вонючую) китайскую водку и много ели. А на финише несостоявшийся партнёр Лифунчан задарил Белову норковую шубу. Одну из первых десяти, которые предприимчивый китаец начал быстро шить для россиянок.
Белов вернулся домой (они не сбежали с севера) в день, когда «за бортом» было +39 градусов по Цельсию. Люся, закрыв глаза, лежала в шезлонге в купальнике. Славка вытащил из дорожной сумки шубу и накрыл жену. Мехом к телу. Ей стало уютно и почти прохладно, и она сразу крепко полюбила эту шубу, а ещё крепче – своего удивительного мужа.
Потом была шуба из енота, а позднее – из стриженого бобра. Белов привозил их из благословенного Китая, где бывал часто по делам своей (уже частной) фирмы. А между ними – шубы из каракуля и каракульчи. Люся принимала дары, звонко хохотала и, прижимаясь к мужу, шептала: «Ты совсем спятил, мужик мой, ты задарил меня напрочь, и мне это очень нравится…» Белов улыбался и хитро косил глазом: только он знал о заветной цели – шубе из голубой норки.
И он пришёл к этой цели. Через семь лет северной житухи, где год идёт за два, а то и за три, когда сильно припекает. Однажды Белов заработал достаточно денег и сказал себе: «Вот оно, Славентий, пришло время. Пора». Сказал и двинул в Сибирь. Почему в Сибирь? Так за шкурками голубой норки. Эту шубу Белов решил построить. Именно построить. Так говорят скорняки и пошивочных дел мастера. Великий Портной Зеня Немин как-то рёк за рюмкой чая: «Истинную вещь, к примеру, шубу или там костюм солидный, надобно строить». И Белов начал строить.
Для начала проконсультировался у Зени на предмет количества шкурок для длиннополой шубы сорок восьмого размера с капюшоном, потом уболтал его на поездку за этими самыми шкурками. Они проторчали на звероферме неделю. Целую неделю Зеня копался в шкурках, при этом делал жуткий глаз и говорил шёпотом: «Вы шо, не понимаете? Это шкурки для шубы женщины высокого полёта». Портной настолько зашугал всех, что персонал фермы решил, что эта женщина – жена самого Президента. Или что-то в этом роде.
Через неделю шкурки (ах, какие это были шкурки, какие шкурки, одна к одной!) уже были растянуты в мастерской Зени, а через два месяца Великий Портной построил шубу. Он делал это скрупулёзно, выстраивая каждый сантиметр, да что там сантиметр – каждый миллиметр меха. И когда мех был готов, Зеня «случайно» затащил на чашечку кофе красавицу Людмилу Белову и так же «случайно» снял с неё мерку. «Мне хочется поучаствовать в одном престижном конкурсе, и Вы, милая панночка, станете моей моделью. Вы же не откажете старому Зене, правда?» Но, сделав мерку, Портной больше ни единого раза не пригласил свою модель. Впрочем, Люся и не ждала, полагая, что этот старый кобель просто хотел немножко потрогать её тело.
В очередной день рождения (в тот самый, когда баба ягодка опять) Вячеслав Николаевич Белов, весь из себя в отличной пиджачной тройке (тоже работа Великого Портного), в присутствии изрядной компании гостей бросил к ногам жены шубу из голубой норки, встал на колено и поцеловал нежные руки своей любимой…
Произведение публиковалось в:
"Амур. №07": литературно-художественный альманах – 2008