Домечтай за меня

     Когда яркое афганское солнце обозначило центр высокого голубого небосвода, командующий взводом Саня Силин вышел поболтаться на перекладине. В этот знойный час никто не толпился у снаряда, и он без оглядки на страждущих стал выполнять нехитрые упражнения. Взвода своего Саня в глаза не видел уже несколько месяцев: сначала длинный-предлинный отпуск, потом командовал обозом по причине отъезда в Союз зампотыла, а как нашли ему замену, так оставили при боевых машинах, собранных на базу со всех горных застав.
    На перекладине он не просто поддерживал форму – придумывал письмо. Все длинные, длиннющие его варианты, чтобы потом оно свободно разместилось на одном тетрадном листе. Кому письмо? Ей… Она пришла на пятый день отпуска, как раз тогда, когда все уже успели навестить отпускника. Невысокая, с чудесной фигуркой, подчёркнутой лёгким платьем, с колючими глазками, тонкими губами и каким-то серым волосом:
    - Здравствуйте, сказала она, - Я вам письмо писала про вашу жену.
    - Проходите, - Сказал Саня.
    - И про своего мужа, добавила она проходя.
    А сзади-то она ещё красивее, заценил Саня. В Афганистане он получил письмо, в котором дама обличала его жену в измене с её мужем. Он не особенно проникся и в переписку не вступил. Было отчего. Санька частенько под видом службы на учебном центре ездил с приятелем на выходные в Калининград, и не было случая, чтобы они не находили ночлега в этом городе. Похоже вся мужская часть населения была водоплавающей и, часто, и надолго уходила в свои моря, потому и свободного места в супружеских постелях хватало. Экстраполировав ситуацию на перспективу длительной командировки на войну, Саня стал готов ко всему.
    - Так что же мы будем делать? – спросила визитёрша.
    - А что нужно? – Спросил её Саня.
    - Но нужно же что-то делать с вашей женой…
    - А что с ней делать?
    - Ну побить её, они, представляете, чеки, что вы присылали, вместе в «берёзке» тратили…
    - Зачем же я её бить буду, она стирает, убирает, готовит,- Саня не стал говорить, что чеков он не присылал – не стал расстраивать даму.
    - И что? Никто не будет наказан?
    - Давайте я вашего мужа слегка покалечу,- Предложил посильную помощь Саня.
    - Чтобы я с калекой жила? Вы, десантники, можете что-нибудь кроме калечить?
    Саня не сказал, что ещё может думать, и не сказал, что можно просто развестись. В комнате повисла тишина, дама кусала губу.
    - Но что-то же нужно делать?
    - Нужно отомстить, - Подсказал Саня
    - Как?
    - Ну вы могли бы изменить мужу…
    - С кем? У меня никого нет?
    - Со мной.
    - Вы идиот?
    - Почему, очень даже удобно: вы –со мной, я – с вами. Никого посторонних и вовлекать не надо в процесс мести.
    - Нет, нормально! Да я вас знать не знаю и вы мне не нравитесь!
    - Знать не знаю? А кто письма мне писал?
    - Вы это, что, серьёзно?
    - Серьёзно. И потом, я же вас замуж не зову, в любви не объясняюсь. Это месть, просто месть.
    - И когда я приду и скажу мужу об измене, он меня убьёт?! Нормальная месть?
    - А зачем говорить?
    - А если он не будет знать, в чём же смысл мести?
    - В том, что знаешь ты, и можешь злорадно ухмыляться… В том числе и по поводу моей жены.
    Глаза дамы округлились, губы шевелились беззвучно…
    - Иначе зло окажется безнаказанным… Идите в душ, пока я не передумал, - И Саня за руку увлёк очумевшую диву в ванную.
    Идею мести она приняла – вышла оттуда завёрнутая в халат Саниной жены и юркнула под одеяло на заботливо подготовленную им кровать. Он же двинул в душ, не столько от любви к водным процедурам, сколько на рекогносцировку – уточнить, что там на даме осталось. Ключевого акцессуара среди одежды не оказалось, Саня вздохнул печально, прикрыл полотенцем чресла и пошёл на месть. Партнёрша его лежала на спине двумя руками придерживая у подбородка одеяло, судорожно сжатые её веки норовили вдавить глаза внутрь головы, а из прикушенной нижней губы готова была вот-вот хлынуть кровь. Он же, юркнув под одеяло, будто ненароком коснулся рукой того места на бедре, где предполагался тот самый акцессуар. Ура! Там его не было. Но дама так отдёрнулась , что чуть не вылетела за пределы . Саня присел:
    - Нет,- сказал- он голосом какого то мультяшного героя , - Так я мстить не согласен. Что я тут вас изнасиловать должен? И вообще, что в мести главное? Процесс… этой… близости? Нет! Вот поцелую я вашу ручку и вы ехидно ухмыльнётесь потом при попытке её поцелуя мужем. Меня, мол тут уже целовали. И надо так сделать, чтобы места нетронутого на вас не осталось. Чтоб злыдню поганому взяться было не за что… Она вдруг прыснула с трудом сдержав смех, а Саня, поднимаясь поцелуями вверх по руке, другой осторожно наглаживал до поры обходя интимные места.
    - И не прячьтесь вы от меня под одеялом, я не оценивать вас собираюсь, мы мстим, просто мстим.., - Мурлыкал он… Партнёрша задышала глубоко, стала подрагивать и прогибаться по кошачьи, Саня не спешил в неё. И потом не спешил двигаясь нарочито медленно, крепко прижав её и ощущая каждую мышечную волну, пробегающую по её телу. А когда его собственное тело в изнеможении свалилось на спину, он сам, кажется, откатился чуть дальше и с полнейшей отстранённостью стал смотреть. Смотреть как она забросила одну свою ногу на его Санину, приподнялась на локте и грудью чуть касалась его груди. Если бы он был там, в теле, он бы наверняка визжал от восторга…
    - Я свихнулась! –Хрипло шептала она так, как будто кричала,- Сдурела совсем. Я же материлась как сапожник или кто там…
    - Ты не материлась, а называла части тела и желания своими именами, - ровным тихим голосом ответил Саня.
    - Да я и не знала никогда таких слов. Я, учитель русского языка в литовской школе. Обалдеть! Обучу я их такому русскому, такому русскому!!!
    Она что-то ещё говорила и говорила. Солнце запуталось у неё в волосах, огромные глаза сияли, а пухлые губы неподражаемо артикулировали. Как же её зовут? Писала же в письме. Как-то длинно – Александра? Нет. Но тоже мужское имя… Евгения!!! Женя…
    - А мы будем ещё мстить, - спросила Женя.
    - Обязательно. И жестоко.
    - А когда?
    - Прямо сейчас, сказал Саня, снова ощутив себя в теле в котором просыпается желание…

    Саня выполнил очередной подход и, пытаясь продолжить своё мысленное письмо, улыбнулся вдруг: как там в белом солнце пустыни? ... А ещё, уважаемая Катерина Матвеевна… Ну а если серьёзно, то вывод войск – вопрос решенный. Полк наш стоит в центре Витебска. Знающие люди говорят, что вокруг леса и болота, помидоры и огурцы растут только в теплицах. Лето дождливое, впрочем как и зима. Сама понимаешь – не комильфо. С другой стороны поговаривают, что командующий пытается перетянуть в подчинение ВДВ десантно – штурмовых бригад. Тогда появится возможность перевестись в Уссурийск. Там до моря Японского меньше ста километров, аквалангисты его очень хвалят. Абрикосы там растут, виноград. Это, пожалуй, лучше, чем до двухтысячного года, когда я уйду в отставку, мечтать о Таганроге…
    Мечтать о Таганроге стала Женя. Дело в том, что месть как-то незаметно затянулась на весь отпуск. В свободное от неё время Саня рисовал проекты домов один хитроумней другого и рыскал по книжным магазинам пытаясь отыскать самую умную книгу по строительству и садоводству. Не секрет, что порой участники половой жизни заражаются от партнёров. Вот и Женя заразилась этой страстью. В пылу болезненного бреда и родился Таганрог как альтернатива прохладному и далёкому от моря Каунасу. Здесь, в Каунасе, Саня более всего любил пивбары, но за год пребывания на войне отвык от пива и с лёгкостью соглашался на эту потерю. А вот без пенсии увольняться из армии категорически не хотел. Сорок нужных для этого лет исполнялись ему аккурат в начале следующего века…

    - Товарищ старший лейтенант! К комбату! – от палатки управления бежал боец в сваливающейся на затылок каске, подпрыгивающий на нём бронежилет стал бы похож на крылья, если бы его можно было надеть поперёк. Саня как раз поднатужился подтягиваясь, да так и разжал ладони при полусогнутых руках – уж больно громко проголосил гонец. Только подумал на ходу, что неплохо бы заскочить к себе и надеть что-нибудь посерьёзнее, чем висящие на нём шорты цвета картофельной ботвы, сгоношённые из старых штанов, как из палатки вышел и пошёл ему навстречу комбат.
    - Селин, собирай войско. Шайтан-арбу, пенса, крота, Драчука и наводчиком кого-нибудь…
    - А…
    - Распорядись, штаны надень. Подрыв на сорок первой. Подробности потом – пойду сам ещё уточню. Пенс – это санинструктор, крот – сапёр, Драчук – прапорщик, техник роты и мастер вождения шайтан-арбы в просторечии БМП…

    - Я с вами, - Комбат с автоматом и в «лифчике» с магазинами запрыгнул на броню, там всё не так просто.
    - Здесь не легче,- сказал Саня, - С кротом я поговорил, он готов систему «Охота» щупом искать и накладным зарядом уничтожать…
    - Так убьёт же, - удивился комбат.
    - Убёт, так убёт, я солдат, - с кавказским акцентом сказал сапёр.
    Комбат в упор уставился на него:
    - А где наш… этот.., а… обос..поносился. Ты, значит замена.
    - Так точно, замэна.
    - Борода глазам, - съязвил комбат, и уже Сане,- На исполнителе там ОЗМ стоят – попрыгунчики. После них в лучшем случае убьёт, в худшем фарш сделает.
    - Какая тут разница?
    - Фарш собирать придётся.
    Арба наша выкатилась из пыльного облака на асфальтовую дорогу и радостно зацокотала гусеницами сквозь свистящий в ушах прохладным ветром зной. Асфальт, там, где его не тронул фугас на десятом году войны был как новый. А ещё говорят будто наши дорожники его укладывали. Врут поди…
    - Наши на противопехотных подорвались, - наклонился к Саниному уху комбат,- теперь лежат, не шевелятся. Двухсотый, трёхсотый и ротный санинструктор Галимов. Я запросил на ЦБУ вертушки, чтобы шумом подорвали лишнее. Думают. БМП свернула на пыльнющую грунтовку, комбат спрятался в шлемофон.

    Штурм минного поля закончился с появлением вертолётов. Безрезультатно. Если не считать литров пролитого в раскалённой душегубке пота. Наружу из неё торчала только голова Драчука укрытая бронежилетами поверх каски – проклятущая «охота» могла сработать на шум, тряску, а подскочившая мина издалека влепить в эту самую голову готовый поражающий элемент. Машина рычала, раскачивалась, карабкалась куда-то, отползала и проваливалась. А потом встала и заглохла.
    - Выходим,- сказал комбат, - Вертушки уже работают. Ошалевшее воинство выпало наружу.
    - Вот это да!- сказал Драчук, взглянув на крутизну склона с которого мы скатились пытаясь объехать нагромождение каменных глыб. Вернее он выразился короче, но непечатно.
    - Передохните немного, потом попытаетесь заехать наверх. Селин, командуй.
    Комбат без видимых усилий запетлял по склону вверх. Передохнуть немного не довелось – только скрылся комбат за вершинкой, как оттуда прилетела трассирующая очередь, а лежащая на броне говорящая шапка заквакала.
    - Вас ноль третий, - боец, приложивший к уху шлемофон, протянул его Сане.
    - Горбатый в ущелье завалился, дуйте к нему. За горушкой увидите, - сказала шапка комбатовым голосом. Саня с ужасом оглядел своё войско: Драчук, крот, пенс и наводчик, который на самом деле штатный механик-водитель этого аппарата. И так не на войну собирались – у каждого по два магазина, так ещё и гранат нет. Накануне указивку дали по сороковой армии отобрать гранаты – кто-то там у них подорвался. Отобрали.
    - Сейчас!- сказал штатный и полез зачем-то внутрь машины. Не прошло и полминуты как он извлёк оттуда кучу боеприпасов для небольшой войсковой операции. Не далее как вчера машины зачищались от запрещённых предметов. Видимо не от всех…
    Сразу за поворотом увидели вертолёт, потом спустились ниже и потеряли его из вида, потом снова поднялись и так много раз пока петляющая по горкам дорога не привела к продолговатой горке, напоминающей сложенную из щебня рёлку. На ней как на взлётной полосе стоял совершенно себе целый «крокодил», около него сидели летуны в неуместном на жёлто- сером фоне зелёном камуфляже и бродил в кроссовках и шортах иссушенный солнцем мужик. Судя по усам – офицер, а по щупу в руках сапёр.
    - С горки не сходите, - подошёл он к нам, там мины.
    - А с вертушкой что?
    - Лопасть на хвостовом винте отлетела и на роторе в лопасти куска нет.
    - Обстреляли?
    - Или осколок прилетел когда над минами летали…
    Саня доложил комбату, отдал войску распоряжения и присел в тенёк продолжать своё письмо.

    Конечно дом можно построить и у самого моря в деревеньке какой- нибудь. Но у самого моря до июля морось, туманы и холодновато. С другой стороны там есть город Спасск с дивным будто бы климатом, но от моря подальше. В любом случае это лучше Литвы и Белоруссии. Уедем… Странно, но они не договаривались об отъезде, о каком-то совместном будущем. Просто мечтали, говорили как о само собой разумеющемся. Правда, перед самым концом Саниного отпуска Женя переехала жить к подруге, но к родителям, живущим где-то рядом с тем самым Таганрогом не перебиралась. Саню она не провожала – простились накануне. В Вильнюс, откуда был рейс на Ташкент, провожала жена и друг Гена. В небольшой сумке традиционный набор – местные копчёности, сервелат и четыре бутылки дефицитной водки товарищам. В последний момент Гена, заговорщицки подмигнул и незаметно (скорее для самого себя) сунул ему за пазуху взятый с собой початый коньяк. Саня примостил его под пояс штанов и ушёл на досмотр. Он уже летел в душе. Ярко окрашенная пергидролевая толстуха заорала на него:
    - Уберите вашу сумку со стола и засуньте её в аппарат!
    - Мадам, куда пожелаете, туда и засуну….
    - Милиция, - зашлась в вопле мадам, - он меня оскорбляет… и вон у него водка за поясом, да он наверно пьян…
    - Пройдёмте, взял Саню под локоток полный милиционер с лёгким перегаром.
    - Пройдёмте, - Сане бояться было нечего – обвинение в употреблении, тягчайшее из обвинений периода борьбы с пьянством не касалось его никаким боком.
    Однако когда в дежурке отсмеялись над оскорбительным словом «мадам» и молодой милиционер, судя по всему литовец, удовлетворил своё любопытство по поводу того, что бутылка початая, а запаха алкоголя изо рта отсутствует оказалось… Оказалось, что на Санино место посадили уже женщину, летящую по телеграмме.
    - Вы извините, мы справку напишем, билет без денег дадут, но постоять в очереди, знаете, может придётся. А билеты завтра будут, точно, - расхлёбывал кашу молодой ( тот, что с перегаром и ещё один пропали куда-то).
    Саня поехал в Каунас, но не домой. Дверь открыла Женя. В халате и с бешеными заспанными глазами. Вцепилась кошкой и глупо повторяла – ты, ты, ты, а из глаз полились слёзы, потоком.
    - Какого разревелись на площадке,- за спиной Жени появилась подруга. – Полночь уже. Лейте слезу в квартире. И ну вас к чёрту, я у соседки посплю. С вами не заснуть, а мне на работу…
    - Я видела страшный сон сейчас, - дрожа всем телом шептала Сане Женя, там горели бээмдэшки…
    - Мы там на БМП катаемся…
    - Всё равно! Для меня бээмдэшка всё, что на гусеницах и с пушкой. Но… понимаешь, я просто знала, что в одной из них ты. И тут ты позвонил. Так, как будто с того света…

    Солнечным воскресным утром они прошли спящей ещё Лайсвес –аллеей до «Аэрофлотовских касс и красивая молоденькая кассирша им, единственным клиентам, с очаровательной улыбкой выписала билет. Или мы не в Союзе уже, или правда на том свете, озадачился Саня, но ненадолго. Уехали в Вильнюс и до вечера тихо сходили с ума…

    Небо застрекотало. Две «восьмёрки» присели на «рёлку», перед тем одарив пыльной бурей со щебёнчатым дождём на зависании. Из одной выскочили спецназовцы, из другой вылезли спецы. Первых Саня с сапёрным офицером удержали от выбегания на мины, а вторые сами знали что им делать. Приладив лестницу они снимали повреждённое и прилаживали нужное, а над их головами каруселили два «крокодила». Севшие вертолёты тарахтели и пылили. Кто-то тронул Саню за плечо. Ба! Капитан из техслужбы вертолётчиков. В бытность свою обозную Саня менял тельняшки и всякое другое имущество у него на спирт. Не своё – посредничал. Поскольку не пил, то всех устраивал. Принесут бывало шмотку на обмен и говорят, ты, мол, как в тот раз вкусный спирт выменивай, а то в этот раз невкусный был…
    - Ты что здесь делаешь?
    - Вертушку вашу караулю…
    - Ни себе …, я то думал ты типа завхоза…
    - Так и ты здесь
    - Да ну бы такое здесь к чёрту… А как ты сюда попал?
    - Приехал.
    - То есть, мы улетим…
    - А я уеду. Через ущелье.
    - Вот ни себе…
    Лестницы уже убраны, крокодил готовится к запуску, Саня подбегает к командиру:
    - Попроси своих сопроводить нас минут хоть пятнадцать. Тот вступает в связь с небом и разводит руки:
    - Топлива, говорят, мало. А, по правде ЦБУ не даст разрешения – темнеет уже. Горы на западе уже почернели, тени их накрывали уже «рёлку», и, когда стая винтокрылых покинула землю, только небо было светлым, да пылали горы за ущельем, где и была база.
    - Дима,- спросил Саня Драчука, ты куда хочешь?
    - За наводчика.
    - Нет, Дима, механиком будешь. Лететь надо, а стрелять и дурак может.
    - А людей?
    - Всех под броню, мин, скорее всего нет. От гранатомёта увернёшься. А из стрелкового могут хоть обстреляться.
    - Главное, чтобы мин..
    - Главное кишлак пролететь не касаясь земли, понял?

    Пушка заряжена ещё тогда, когда спустились к вертолёту, стопор башни снят. Клуб дыма на мгновение перекрывает обзор. Машина клюёт носом, задирает его, потом начинает крутится под башней повторяя изгибы горной пыльной дороги. А у Сани перед глазами только пылаюшие вершины над базой, жёлтая полоска кишлачного дувала с игольным ушком прохода в нём и бросающиеся из стороны в сторону детали обочин. Саня хотел было вернуться к письму, но мир сузился вдруг до похожего на прорезь целика прохода в дувале и мушки вершины над ним. Не сейчас… не сейчас, милая. Домечтай за меня … если что.

          

   

   Произведение публиковалось в:
   proza.ru