Колька Лоретти

     Наблюдая каждую весну и осень за шлейфами Дыма от горящих лесов, узнавая из печати о хищническом истреблении десных богатств, я вспоминаю давний лыжный поход со школьным другом Иванниковым Колькой в сосновый бор.
     Колька в нашей школе был знаменитостью. Во-первых, он обладал голосом, удивительно похожим на голос популярнейшего в те годы итальянского пев-ца-вундеркинда Робертино Лоретти. И по первой же просьбе исполнял его песню «Джамайка».
     Свалившаяся слава не изменила моего Друга, но иногда не без лишней скромности он говаривал:
     — Гордитесь, что учитесь со мной в одной школе.
     Мы гордились.
     Знаменит Колька был ещё и благодаря своей внешности - рыжей и веснушчатой. Веснушки красовались на его лице круглый год, а зимой выступали наиболее живописно.
     Будучи человеком находчивым, Колька реагировал на обидные прозвища довольно-таки своеобразно: услышав обращённое к нему «рыжий», невозмутимо отвечал:
     — Не рыжий, а золотой. Золотой голос планеты.
     Итак, накануне очередного нового года мы снарядились в синеющий километрах в десяти от села сосновый бор за десными красавицами. Со слов старожилов знали, что бор вроде был посажен жившими когда-то в этих местах казаками.
     В тот год зима выдалась малоснежной, и нам не пришлось с. доморощенным Робертино Лоретти торить лыжню по сугробам. Поэтому добрались до бора Довольно-таки быстро. Сняв лыжи у замёрзшего озера, расположившегося перед бором, оставили их на берегу и отправились в сосновое снежное царство.
     Правда, нам было не до его красот - Декабрьские деньки-то коротки. Разбрелись мы в поисках ёлок, и вот незадача: попадались-то только небольшие пожелтевшие от лесного пала сосенки.
     Долго мы бродили в поисках главного новогоднего атрибута. Ёлок не было. Вдруг услышал я вдалеке голос Лоретти и поторопился на зов.
     Подошёл и вижу Кольку, стоящего под огромной заснеженной сосной и пытающегося что-то рассмотреть на стволе.
     Услышав хруст моих шагов, он, не оборачиваясь, поманил рукой и показал на ство л сосны.
     Сначала я не увидел ничего особенного, только кору с капельками замёрзшей или застывшей смолы. Тогда Колька потёр по стволу рукавицей, и на коре отчётливо выступили цифры, отлитые сначала растопленным, а затем затвердевшим варом.
     Вдвоём мы быстро расчистили затянутые в кору и за литые в смо лу цифры. На ство ле сосны чётко выступило «1905» и чуть ниже «85».
     Не найдя объяснения происхождению загадочных цифр, мы собрали сушняк и запалили небольшой костёр. Достали взятые с собой сало и хлеб, поджарили и принялись за еду.
     За всё время Колька не проронил ни слова, задумчиво поглядывая на сосну с цифрами. Жуя хлеб с садом, он вдруг встрепенулся, глаза его загорелись.
     — Слушай, а ведь вот что это значит, Валерка: в 1905 году казаки посадили бор. А «85» — номер сосны.
     Помимо голоса итальянского певца Колька обладал ещё богатейшей фантазией. Я решил подстегнуть своего друга: «Ты не то лько зо лотой го лос планеты, но и гений!»
     Колька заважничал. Сощурив рыжие глаза, он взглядом пытливого исследователя упёрся в цифры. Затем повернулся ко мне и произнёс:
     — В 1905 году была Русско-Японская война, и раненые казаки посадили бор.
     Я сражённо молчал, не понимая, куда клонит новоявленный гений.
     — С чего ты взял, что раненые казаки?
     — Всё очень просто. Слушай. Царская регулярная армия несла большие потери в Маньчжурии, а она вон за Амуром, - и Колька указал рукавицей в сторону реки.
     Наконец-то я вроде стал понимать дотику или, скорее, бред Кольки и напомнил ему:
     — В учебнике ничего не сказано об участии казаков в Русско-Японской войне.
     Действительно, в те годы о казаках в учебнике по истории упоминалось только как о верноподданных, разгонявших нагайками демонстрации рабочих. Лоретт молчал, и я выплеснул последние знания о казаках:
     — Казаки - это не регулярная армия, а служивые люди, нёсшие пограничную службу и другие воинские повинности. Занимались они также хлебопашеством и скотоводством. Так что казаки не могли воевать в Маньчжурии, там воевала армия, солдаты. Понимаешь, солдаты!
     Но я очень хорошо знал Кольку, то есть знал, что выбить его из седла решительно невозможно.
     — Эх, ты! Зачем обижаешь казачество! По-твоему, они сидели на бережку и спокойно наблюдали, как гибли русские солдаты на маньчжурской стороне? Нет, нет и ещё раз нет! Казаки перешли на другой берег Амура и храбро сражались с превосходящими силами японцев. Многие из них погибли. Теперь понял?
     — Нет.
     — Повторяю. Многие казаки погибли. Вернулись в основном израненные. И в память о погибших от ран казаки решили посадить сосновый бор. Создать живой памятник. Понимаешь, живой! - Лоретти повёл рукавицей по кругу, указывая на заснеженные сосны.
     Я был потрясён умозаключением своего гениального друга и всё-таки для полной ясности спросил:
     — А где они взяли саженцы сосенок? Ведь их нет поблизости?
     Лоретти, не задумываясь, ответил:
     — Привезли из тайги.
     — Но почему выбра ли именно это место для посадки?
     Колька без запинки ответил:
     — Потому что это был остров. Да, остров, озеро раньше было не с двух сторон, как сейчас, а омывало его кругом, - и та же рукавица указала на ледяной панцирь замёрзшего озера, виднеющегося из-за сосен. - Посадили на острове, чтобы сосны не погибли от палов.
     Колька довольно заулыбался, шуря рыжие глаза, веснушки ярко горели на измазанной подгоревшим салом физиономии.
     Напоследок я задал совсем «глупый вопрос»:
     — Чем же они тогда сажали сосны? Не знаешь?
     Колька ответил мгновенно:
     — Шашками. Да, шашками копали лунки. Представляешь?
     По фотографиям я знал, как выглядели казаки. И представил, как они усатые, в высоченных мохнатых шапках, гимнастёрках с Георгиевскими крестами, в шароварах, перекрестясь, с гиканьем рубили землю и закапывали саженцы, утаптывая их начищенными до блеска сапогами.
     ...Через много дет, видя варварское уничтожение деса, я вспоминаю сосновый бор, посаженный казаками, Кольку Лоретти, с его, возможно, ошибочным историческим экскурсом. Пусть его простят дотошные историки, ведь дело в этом случае не в исторической правде, а в реально существующем сосновом боре.
     В тот раз мы с Колькой так и не срубили ёлок. Их в бору просто не было. Но даже если и были, то мы бы их не тронули: казаки ведь сажали молодые деревца как живой памятник, а совсем не как новогоднее украшение. А таинственные цифры, как мы потом узнали, были нанесены не казаками, а лесоустроителями.

   

   Произведение публиковалось в:
   "Два берега". Сборник рассказов. - Иркутск, 2019 г.