Седой лейтенант
Предлагаю вниманию читателей запись воспоминаний моего отца Корниенко Ильи Гавриловича, участника освобождения Китая от японских захватчиков. Он не смотрел фильмы о войне и не рассказывал о своём военном прошлом, только однажды, незадолго до кончины и предварительно изрядно выпив, поведал потрясающую историю о седом лейтенанте.
Во время войны с фашистской Германией я служил в пограничных войсках на границе с Китаем, где тогда хозяйничали японцы. После разгрома Германии пришёл черёд и её союзницы - милитаристской Японии. Перед началом армейских операций, мы, пограничники, переправились на китайский берег для уничтожения японских погранпостов. Во время ликвидации одного из них был тяжело ранен начальник моей погранзаставы Гапонов. Еле живого привезли в госпиталь, где он позже и скончался. Но поскольку у Гапонова я служил коноводом, то на некоторое время остался как бы без должности. Поэтому приказом начальника особого отдела меня прикомандировали к команде, несущей службу на переправе через Амур. Бойцы этого подразделения проверяли в основном выезжающих из Китая, препятствуя проникновению на нашу территорию всякого отребья. Служить было очень тяжело. На сон и отдых времени совсем не оставалось, ведь людской поток через Амур не прекращался ни днём, ни ночью. Но бывали и редкие минуты передышки. И вот в один из таких перерывов на нашем посту появился совсем молоденький лейтенантик. Проверив его документы, узнал, что направляется на место службы сразу после училища.
Новоиспечённый офицер вёл себя очень забавно: то и дело поправлял сползающую с его худенького плеча портупею, одёргивал под ремнём гимнастёрку, проверял, не сползла ли звёздочка на пилотке. С радостным упоением говорил:
- Думал, не успею повоевать. Фашистов без меня разбили, а теперь японских милитаристов побеждают. Подал рапорт об отправке в действующую армию. Удовлетворили рапорт, досрочно выпустили из училища, присвоив звание лейтенанта, - он весело скосил глаза на новенькие звёздочки на погонах. Затем, подойдя к кромке воды, взял небольшой камушек и запустил его по водной глади.
Тот долго скользил по воде, и, следя за его движением, лейтенант озорно смеялся. Меня будто кольнуло: он ведь совсем ребёнок ещё, не наигрался и смотрит на войну как на забаву.
Тут подошёл толкач с баржей, приспособленной под паром. Лейтенант молодцевато пробежал по скинутому трапу, отдал честь капитану, встал у бортового леера и прощально помахал мне рукой. Не думал я тогда, что мы встретимся с ним ещё раз и встреча будет такая, что запомнится на всю жизнь.
.. .Война подходила к концу. Поток людей через переправу постепенно иссякал, паром ходил всё реже, однажды толкач приплыл даже без баржи, всего лишь с одним пассажиром - тем самым лейтенантом. Он сошёл на берег под дулами конвойных автоматов, без портупеи, без погонов и в пилотке без звёздочки. Командовал конвоем усатый старшина, приземистый старый служака.
Проверив у него документы, я поинтересовался:
- За что арестован? И куда везёте?
Старшина сердито глянул на меня мол, чересчур любопытен, но, покосясь на зелёный околыш моей форменной фуражки, видимо, вспомнил, что я при исполнении и вопросы мои не праздные. Кивнул в сторону лежащих неподалёку речных камней:
- Пойдём, покурим. Заодно и расскажу, без лишних ушей.
Он долго собирался с мыслями, шумно вздыхал, сопел, поправлял ремень висящего на плече автомата. Наконец, показав пальцем в сторону арестанта, начал:
Прибыл он в роту командиром взвода, с последним пополнением. А перед тем мы понесли большие потери, ротный был убит, и вместо него назначен капитан из штабных, пожелавший под конец войны нахватать орденов побольше. А вот комполка был хороший мужик, берёг нашего брата-солдата и, чтобы сохранить необстрелянное пополнение, отвёл роту в тыл - прочёсывать освобождённую территорию от японских смертников и «кукушек»-снайперов.
С помощью китайцев нам удалось ликвидировать несколько групп японцев. Ротный, уверовав в удачу, без предварительной разведки вывел людей на марш. Я, старый вояка, ломаю третью войну и знаю, что за такое командование солдаты платят жизнями. Так оно и случилось: рота попала в засаду.
Перевалив за пологую сопку, мы увидели перед собой самую настоящую русскую деревню: белые домики-мазанки под соломенными крышами, плетёные изгороди, мужики с бородищами по пояс, бабы в сарафанах до пят, светлоголовые ребятишки. В общем, встали мы без опаски на открытом месте - и тут из деревни начался прицельный огонь, с заранее приготовленных скрытых позиций...
Сразу были убиты два офицера и пятеро солдат - все с последнего пополнения. Взбешённый ротный приказал окружить деревню, кричал в рупор, что сожжёт все дома - и, действительно, были запалены два сарая на окраине. Стрельба после этого лишь усилилась. Но неожиданно поднялся ветер, искры от горящих сараев разнеслись, соломенные крыши запылали
- и деревня сгорела дотла со всеми бабами и детишками, никто не вышел из огня. ...
Позже мы узнали, что жили здесь староверы, бежавшие в Китай от гонений на родине. Для них встретиться с чужаками всё равно что поздороваться с нечистой силой, а смерть в огне принимается ими как очищение от грехов. Вот так мы их и «очистили»,
- старшина замолчал, снова закурил и посмотрел на арестанта с такой затаённой болью, что сердце у меня защемило. Его суровое, продубевшее от зноя лицо дрогнуло, глаза помутились. Он затянулся жадно дымом, ещё раз взглянул на лейтенанта и со вздохом продолжил. - А лейтенантик, увидев такое, кинулся с пистолетом на ротного. Стрелял... Неуверенно стрелял, слабая оказалась у мальчишки рука, только слегка царапнуло капитана. А я бы и гранаты на такого командира не пожалел за жизни бойцов и сожжённых людей, - старшина выматерился. От вновь пережитого его лицо побагровело, как от пожарища. Большие, с узловатыми пальцами руки вздрагивали.
Немного успокоясь, он продолжил:
- По законам военного времени лейтенанту полагался расстрел на месте. Но комполка (свечку ему поставлю при случае) - пожалел мальца, направил дело в трибунал. Конец войны всё таки, хватит смертей. Ротного же, душегуба, перевели в другую часть. Штабисты подсобили. Тьфу! - смачно сплюнул и снова выматерился.
- А кто по нашим-то из деревни стрелял?
- Японские «кукушки»-снайперы. Староверам вера не позволяет людей убивать, а японцы коварный, поганый враг: прикрылись нашими, зная, что не станем мы по своим стрелять. А вышло то вон как, хоть и не стреляли... - со стоном вздохнул старшина.
...Глухо стучал на реке двигатель буксира, толклись возле бережка волны, над косогором носились ласточки, спугнутые далёким взрывом. Где-то за маньчжурскими сопками заканчивалась война, на которую так хотел попасть лейтенант.
Он о чём-то спросил конвоира, поднял речной камень-голыш и запустил его по воде! Тот долго скользил, подпрыгивая на волнах, брызгая искрами водной пыли. Лейтенант оглянулся, и я увидел, что он смеётся. Меня будто током ударило: его везут, может, на смерть, а он в камушки играет....
То же подумал, наверное, и старшина, потому что проговорил:
- Вот везут мальчишку в окружной трибунал, а штабист сколько жизней погубил - и ничего! - он безнадёжно махнул рукой.
Лейтенант, должно быть, узнав меня, улыбнулся. Я пошарил в своём вещмешке Сидоре и достал кусок хозяйственного мыла. Начальник конвоя кивнул, и я подошёл к арестанту:
- Возьми, пригодится, лейтенант!
- Уже не лейтенант, - выдохнул он, беззвучно заплакал и снял пилотку, под которой увидел я совершенно седые волосы.
Вскоре за арестантом приехали из комендатуры. Начальник конвоя неуклюже встал на затёкшие от долгого сидения ноги, сплюнул окурок, зло втоптал в песок, поправил ремень автомата, закаменел лицом и приказал:
- Арестованного в машину!
Больше я седого лейтенанта не встречал и о судьбе его ничего не знаю. Вот такое бывает на войне, будь она проклята! А вместе с ней и те, кто её начал!
Произведение публиковалось в:
"Два берега". Сборник рассказов. - Иркутск, 2019 г.