Зверь
В 78-м году я работал в топографической экспедиции под селом Вознесенское, что напротив Амурска. Работало нас трое -демобилизованный морячок Витя Тищенко, я и начальник наш Володя Агеев, тоже молодой, лет 22-х, но уже седой, как лунь, и заика страшный. Всем был хорош наш начальник - и силен и не жаден, и за работяг своих любому глотку перервет, но вот когда по полю, по жаре, да по мошке с рейкой скачешь (мы делали съемку местности в пятидесятитысячном масштабе), когда в лесу просеку ему валишь под нивелирные "визирки" -разбери, чего он там, заикаясь, кричит, чего от тебя хочет. На работе, хоть злились, но терпели, а вот после работы...
Идем с поля к своей "базе" -полуразрушенному бараку на самом краю села, на плечах топоры, рейки, штативы, усталость такая, что рук не чуешь, а надо еще самим себе сварить. Что сварить?. Да борща консервированного с осточертевшим тушманом!
И Витька заводит с индифферентным видом:
- А ш-шт-то, В-володя, а-а-апять Аггеев б-борщом нас кормить ббуд-д-дет. К-к-как д-д-думаешь?
- А-г-га, - отвечаю, - ж-ж-жадюга он, н-начальник наш. К-к-картошечки бы, ж-жареной.
Начальник покраснеет, отвернется и смолчит. А в бараке переоденется и в село, по девкам. В тамошнем магазине немеряно было дешевого •кубинского рома "Гавана-клуб". Возвращается за полночь, пьяный и долго нам объясняет, к-какие мы м-Мудаки и с-суки.
Поутру, если дождя нет, с шести часов - в поле, в пот, в воспаленное августовское солнце, черное от туч мошки.
Бить репера, рубить просеки, бегать с рейкой. А вечером опять насмешки и подначки. ' Вообще, любой замкнутый мужской коллектив всегда ищет слабого, "белую ворону", и нет разницы, что "ворона" эта -начальник.
И довели мы своего начальника до белого каления. Загулял мужик. Погода стоит отличная, только и работать, а он как вошел в штопор, так и не может выйти. Пришлось звонить в Хабаровск.
Приехал начальник экспедиции, старый полевой волчара - Шушунов.
Первым делом приказал найти Агеева, и если неподъемен мужик и баба хорошая, то пусть у той бабы пока и лежит. Потом посмотрел планшеты, поудивлялся вскинув бровь - все же много поработали, выгнал нас в поле с проверкой, гонял, как Сидоровых коз, брал отметки с реперов, с пикетажных столбов, упарил насмерть на промерах лентой.
Вечером заставил в бараке прибрать, выпил бутылку водки, походил на улице, покурил, вернулся, начал вторую бутылку и понес нас с Витькой крутым матом, какого я до армии, честно говоря, не слышал.
До сих пор не знаю, что правда в его рассказе, а что Агеевские "глюки". Но в общем так. Еще год назад не был Володька Агеев седым и вовсе не заикался. И работал он тогда в другой конторе, от которой приехал проверяющим в поселок Сукпай, в экспедицию вроде пошел. Быстро провел проверку, но уезжать не торопился - больно понравилась девчонка - ботаник, бывшая тут на практике от пединститута.
Места на Сукпае в ту пору были - просто сказка. Быстрая горная река, в которой - и хариус, и таймень. Отроги Сихотэ-Алиня в девственном кедраче. В общем, природа, молодость, любов-в! Только вот уединиться - никак! Поселок мал, кругом глаза. Он уговорил ее пойти "за хайрюзами". Наверное, она хотела того же, что и он. И пошли. Уже под вечер, с палаткой, конечно, матрацами надувными. Был у него с собой примус, канистра с бензином, пара осветительных ракет, топор, нож. А вот удочки, наверное, забыл взять, да он и не любил рыбачить.
Вообще, как кажется мне, его ослепило гонное любовное чувство - ему, опытному таежнику, наверное казалось, что всякий обладает теми же знаниями и умениями, что и он. Оказалось - не так. Тяжелая, хоть и хоженная тропа быстро сбила девушке городские ножки. Да еще клещ. Я ходил по таким тропам и помню - клещ барабанит по энцефалитке как дождь. Поэтому он спустился к воде, на галечный приплеск, как раз к ее подъему. (В горных речках в июне вода после обеда поднимается). И пошли прижимы. Возвращаться? Был бы один, не постыдился бы вернуться. Но тут рядом пытливые и уже чуть испуганные глаза. И пришлось идти по воде, впритирку к прижиму. На счастье, когда уже стало захлестывать колени, справа пошла шивера, переходящая в наносник, а наносник постепенно перетекал в низкий галечный островок, клубящийся тальниковой порослью.
Река, как в каньоне, - в прижимных высоких склонах, и за западный быстро закатилось солнце, стало темнеть, река подернулась прядками тумана.
И он принял решение - быстро надул матрацы, связал их, загрузил, размотал капроновый шнур, матрацы привязал и, велев девушке держаться покрепче, со шнуром в зубах переплыл стремительный поток и перетянул ее на остров.
Место ему сразу не понравилось -плохое место, из дров только плавник, сумрачно. Слева прижим, справа, за быстрым глубоким рукавом плотный мрачноватый ельник уже в тумане. Но выбирать было не из чего, да и некогда, быстро падала темнота. И что-то еще его беспокоило, страшное, маятное чувство, знакомое всякому, кто хоть раз в тайге ночевал - кто-то смотрит... Кто? Может птичка какая, зверушка...
Он быстро поставил палатку, обустроил костерок. То-да се. Девчонка вроде малость ожила, пригрелась у огня, глазами поблескивает. Скоро в палатку идти, летняя ночь коротка.
Совсем стемнело. Сидели, ворковали, чуть-чуть выпили. А кто-то ходил по островку, кто-то хрустел галькой. Сохатый наверное... В голове любовный туман, благость, костер горит и уютно. У огня спокойно и безопасно...
Вот и ложиться пора. Девчонка пошла "в кустики", Агеев в палатку, спальники расправлять.
И вдруг какой-то мгновенный треск тальника, будто трактор сквозь них рванулся, и дикий, нечеловеческий крик, крик будто из самого нутра человеческого, которое давит безжалостная дикая сила.
Выдравшись из палатки, одну За другой он пустил две ракеты; И что он увидел в их красном мертвенном свете, он потом сам не мог связно рассказать... "Ч-человек, вроде дикого с медвежьей м-мордой, ш-шерсть к-клочьями и к-к-кровь на морде".
А у ног (или лап?) этого существа растерзанное, уже выпотрошенное тело...
Он дико закричал, швырнул в костер канистру с бензином и бросился в реку, в стремительное холодное течение.
Примерно в километре от островка коротали ночь двое сукпайских мужиков, они увидели и ракеты, и столб огня, и недолго, думая, на моторке, с ружьями и собакой рванули туда.
Они застали догорающую палатку, изломанный, измятый женский труп в кустах неподалеку. А вокруг все истоптано крупными медвежьими следами. Только странные были следы, будто медведь исключительно на задних лапах бегал. Лайка по следу не пошла, скулила и жалась к людям. И они до утра в тальник не полезли.
Агеев вышел в поселок тоже к утру, замерзший, трясущийся и уже полубезумный.
Он ничего толком не мог объяснить и даже приехавшему следователю твердил что-то про оборотня, черта, срываясь на крик.
Были допрошены и оба тех мужика. Они, люди битые, подтвердили, да следы медвежьи, только странный какой-то медведь, очень странный.
Дело списали на шатуна-/ юдоеда, а Володька Агеев попал в психушку, из которой его вытащил Шушунов. Вытащил и вылечил тайгой, работой. Только заиканье да седина лечению уже не поддавались.
Если б не Шушунов, человек обстоятельный, суровый, я так бы и подумал: да шизофреник Агеев, и все тут! Но он Володьке почему-то верил.
И совсем недавно жизнь свела с бывшим оперативником и под пьяное дело рассказал он про схожее дело, о странном существе, которое удэгейцы называли купдигой - оборотнем. По их поверьям, оказывается, раз лет в сто один в роду превращается в зверя и начинает драть людей. Легенды об этих случаях, говорят, пытался напечатать еще Джанси Кимонко, но его просто высмеяли. Что тут правда, что выдумка, не мне судить.
Однако, что-то в этом есть - правда человеческого вырождения, которое селит среди нас монстров. Кто знает, какими силами и способами, обладает природа, чтобы мстить за свое поругание.
Произведение публиковалось в:
Восьмой этаж. – 1995, 31 марта