Поэтический пароль

     Предстоял вступительный экзамен по литературе. Разномастная абитура жарилась на берегу Амура (чем не стихи?) и время от времени бултыхалась в реке, охлаждая пыл. Распластанные учебники вверх корешками лежали, позабытые, на полотенцах. За спинами высилась краснокирпичная громада института.
     Солнце катило свой огненный шар в август пятьдесят девятого года. Жизнь была хороша. Парни суровы и мускулисты, а девчонки стройны и симпатичны. Домашний сельский загар умножался городским шоколадным наслоением.
     Мы со школьным другом Толей, заядлым волейболистом и книгочеем, пришли сюда от его родни, где устроились на время экзаменов в уютном деревянном домике. Хотелось побыть среди будущих студентов, познакомиться с кем-нибудь из тех, кто устроился в общежитии. Возможно, с кем-то из них предстоит в дальнейшем тянуть студенческую лямку. Другие варианты были исключены юношеским максимализмом и бурлившей энергией. Мы прочитали горы книг и знали всё. Так нам тогда казалось.
     Рядом расположились два парня заметно постарше нашего. Один гимнастического сложения, украшенный модным, как у стиляги, коком на русой голове. Другой повыше и посуше, с гладко зачёсанными назад выгоревшими волосами, удлинённым лицом и небольшим подбородком.
     Разница в три-четыре года ощущалась с лёта. Впрочем, это нисколько не сковывало нас, рослых деревенских юнцов, тоже не лыком шитых и кое-какими нехилыми мышцами обросших. Вот только незатейливая стрижка «полубокс», которой мы обзавелись у тамбовского парикмахера перед отправлением в Благовещенск, заметно отличалась от современных причёсок ребят.
     Вскоре неподалёку плюхнулся на песок ещё один крепко сколоченный юноша лет восемнадцати с чёрным чубчиком, завивавшимся в крупные кольца. Этот был без полотенца и без книжки. Он смешно шмыгнул своим волнистым носом в нашу сторону, хитровато прищурил глаза, затем сорвал листок подорожника, потёр в пальцах и картинно вдохнул запах. Затем хорошо поставленным голосом продекламировал: «Снова стихами повеяло / От молодой травы...»
     Мы с Толей переглянулись. Это был вызов, на который требовалось ответить. Слегка распевая, чтобы затушевать присущее ему лёгкое заикание, возникавшее обычно в школе у доски, Толя продолжил: «Я каждому слову поверю, / Которое скажете вы...»
     Чубатый юноша поднял брови и уморительно согнул их домиком. Очевидно, он не ожидал подобной прыти.
     Теперь дело было за мной, и я подхватил: «Поверю, что вы наступаете / По руслам новых дорог...»
     И каково же было наше удивление, когда парень с коком моментально сделал цирковую стойку на руках, откуда-то снизу уставил в нашу сторону выпуклые глаза и слегка сдавленным голосом выдал продолжение: «Прочтите мне только по памяти / Десяток хороших строк...» Затем лихо возвратился в нормальное положение и стал наслаждаться двойным триумфом.
     Его товарищ, увидев наши изумлённые мордуленции, перескочив через пару десятков строк, деланно укоризненно промолвил: «Мне жалко молодость вашу, / Идущую мимо них...»
     Чудо невольной импровизации состояло в том, что это были стихи Леонида Завальнюка, опубликованные незадолго до того в «Литературной газете». Столичный успех земляка давал надежду на исполнение и наших мечтаний. И хотя тема грядущего сочинения, которое нам предстояло вскоре написать, наверняка будет зашифрована в строчках Маяковского или Горького, которых мы вынуждены были заучивать, стихи Завальнюка легли на сердце. Молодые души подкупало отсутствие барабанной риторики и осточертевшего школярского начётничества.
     После чего мы и познакомились запросто.
     - Сашка, — протянул первым руку запевала поэтического соревнования. И приплюсовал фамилию: -- Филоненко. Год после школы в стройчасти авиаполка плотником дубасил для стажа. Белогорские мы.
     - Толя Деревянко, - представился мой друг.
     Назвал своё имя и я. Пояснил, что нам, выпускникам Тамбовской школы, как и Есенину «у той вон калитки», что упомянута Завальнюком в эпиграфе к сблизившему всех стихотворению, обоим по шестнадцать лет.
     Напоследок отрекомендовались старшие чтецы.
     - Николай Недельский, - с лёгкой усмешкой бывалого человека и слегка снисходительно произнёс гимнаст. - Можно просто - пан Недельский.
     Его товарищ завершил знакомство вполне добродушно.
     - Валерка. А по паспорту Валентин Догодайло. После «гэ» пишется «о». Слово «догадка» тут ни при чём. Вообще-то мы из Находки. Поступили в сельхозинститут в позапрошлом году, да что-то не пошло. Не тот профиль оказался, не аграрии мы. Я потом в оркестрике одном калымил на цанцульках. А Колька крутил фильмы в кинотеатре «Амур». Башляли не хило, но тянуло на студенческие харчишки. Год потом латынью мозги забивали в «меде», трупики препарировали в анатомичке. Теперь вот третьим заходом в учителя подались...


     Вступительные испытания мы прошли успешно, трое из нас потом даже повышенную стипендию получили. О Завальнюке на экзаменах никто не спрашивал. Это уже потом мы с ним встретились, когда поэт приходил выступать в пединститут. Вряд ли он догадывался, что нас сдружили и в какой-то важный период вели по жизни его стихи.
     Промчались годы, почти по-завальнюковски: «Чуть качнув на рессорах, / Время мелькнёт, как тень, / И где-то лет через сорок / Вернётся забытый день...»
     Если быть точным, то не сорок, а пятьдесят шесть лет прошло. Но день тот не забывается.
     Нет уже на белом свете Валентина, он ушёл первым. После не стало Александра и Николая. Нет и Завальнюка.
     О каждом из них можно сказать без всякого преувеличения строчками из стихотворения, ставшего лейтмотивом воспоминаний: «Они прошли великанами, / Покой обретая в бою. / Они отцвели и канули, / Оставив душу свою».
     Многое было в наших судьбах, скажу лишь о главном.
     Филоненко избрал стезю газетчика, стал лауреатом премии Союза журналистов СССР. Венец его профессиональной карьеры — пост главного редактора «Амурской правды».
     Недельский посвятил жизнь науке, был увенчан званием профессора и возглавлял кафедру философии в Амурском университете.
     Догодайло прославился еще в студенчестве, поставив на сцене драмтеатра оперу Чайковского «Евгений Онегин». Всю недолгую жизнь он посвятил музыке, стал артистом филармонии и композитором.
     Остались самые молодые - мы с Анатолием.
     Деревянко археолог с мировым именем, академик РАН, лауреат Государственной премии России.
     Напоследок скажу о себе. Я дольше всех сохранял связь с Леонидом Завальнюком, поскольку всю жизнь пишу стихи и прозу, выпускаю книги, состою в Союзе писателей. Мы не раз беседовали с Леонидом Андреевичем о литературе, он давал интервью для моих радиопередач, подписал на память свои книжки, которые я скопил с годами в домашней библиотеке.
     Не часто, нет, но иногда я прихожу на набережную Амура возле «альма матер». Смотрю на великую реку. Порой память возвращает строчки из поэтического «пароля», сблизившего нас.


     Тучи - стадо овечье,
     Дальних дорог гудки...
     Уходит медленный вечер
     По влажным сваям реки.
     Последний отблеск играет,
     За горизонт уходя,
     И падает ночь на гравий
     В синей капле дождя.


     И тогда мне кажется, что мемориальную доску Леониду Завальнкжу нужно было бы прикрепить на стене университета, обращенной к реке, а не на фасаде здания. Но так не принято делать.

          2015

   

   Произведение публиковалось в:
   "Стезя". Сборник рассказов и стихов - Благовещенск, ООО "Издательство ЛЕММА", 2017.