Откровения в мужской компании

     Известно, что когда собирается за столом исключительно мужская компания, то после разговоров о насущных производственных проблемах и необыкновенных успехах в отношениях с доступными женщинами, ещё не перейдя к спорам о футболе, рыбалке и геополитике России в Бермудском треугольнике, с последующим выяснением, кто кого за столом уважает и на чём добраться домой, - любят мужики вспомнить лихую армейскую молодость. Вспоминаются самые яркие моменты. Как рота артиллеристов с полком танкистов на армейских ремнях дралась, и успокоить их смогли только из брандспойтов двенадцати пожарных машин. Как целая гвардейская дивизия дизентерией обделалась и чуть не сорвала масштабные международные учения с участием самого Верховного Главнокомандующего - президента. Или как в одном батальоне духи, солдатский молодняк, дедов-старослужащих отметелили, после чего на радостях напились «тормозухи» и крутились по полу, как мухи от дихлофоса. И каждый рассказчик старается в этих историях свою исключительную значимость показать, доказать компании-какой он тогда был авторитетный, пронырливый и фартовый.
     Я в армии не служил. Но, чтобы не выбиваться из коллектива, в застольных разговорах присутствую. Поскольку эти истории слышал раз по двести, подмечаю всё новые и новые неожиданные подробности и фактологические несоответствия в героических подвигах моих товарищей. Сам я молчу, потому что рассказать нечего. И Юра Бусеев молчит.
     - Ты что, не служил? - спрашиваю как-то у коллеги.
     - Кто? Я? Служил. Но не имею права рассказывать кем, когда и где. Подписку давал пожизненную. В случае разглашения - расстрел.
     - А где подписку давал?
     - Где-где! В конторе глубокого бурения…..
     - В Советском Союзе что ли? Так нет уже СССР и КГБ нет. Вот наивный. Ты что, телевизор не смотришь? Всех наших депутатов и завсегдатаев ток-шоу давно бы расстреляли. Такое про советскую страну болтают, что в Северной Корее политическое убежище просить хочется или у людоедов дикой Океании.
     - Правда что ли?
     - Про людоедов? Конечно, правда.
     - Да нет, что сейчас всё можно рассказывать? Обещали ведь без суда расстреливать.
     - Забудь те расписки. ФСБ ещё при Ельцине все советские сверхсекретные архивы американскому ЦРУ передала. В качестве акта доброй воли. Говори, Юра, не держи камень за пазухой. Всё выкладывай.
     Насчёт камня я, конечно, загнул. Но Юра вдруг даже лицом посветлел. Встаёт из-за стола и вилкой стучит. Внимания просит.
     - Ты чего, Юра? - спрашивает компания. - Политическое заявление хочешь сделать?
     - Да, - говорит, - хочу. Я, мужики, государственный переворот совершил!
     Все зашумели:
     - Юра, ты чего-то того….. Ещё и не пили вовсе. Да вроде и по новостям ничего такого не передавали. Президент и премьер на месте. Озабоченные и жизнерадостные.
     - Нет, - голос Юры стал твёрдым, как у советского диктора Юрия Левитана, - государственный переворот произошёл. И я должен покаяться.
     Тут и я встал в застолье.
     - Мужики, - говорю, - давайте Юрана послушаем. Истории про ваши армейские дела мы все уже наизусть знаем. А товарища и друга нашего Юру Бусеева ни разу не слушали.
     - Ну, ты, белобилетник, поосторожнее про наши армейские дела, - Вовчик Емельянчиков забычился, - пока ты, дезертир, наших девок на гражданке щупал, мы Родину защищали!
     - Так ведь и он, - говорю, - защищал. И даже наоборот-переворот совершил. Государственный, между прочим.
     - Ладно, - говорят коллеги, - сначала выпьем по трезвому, а потом пусть Юра расскажет, покается перед Родиной и друзьями. А мы решим, что с ним делать. Может, и под трибунал попадёт в случае объявления военного положения.
     Налили. Выпили. Юра и рассказывает:
     - Летом восемьдесят второго, после трёх месяцев «учебки» ракетных войск стратегического назначения, попал я в Центральную Африку. Весь выпуск учебного центра, семьсот человек, загнали в грузовые самолёты и отправили помогать нашим загорелым братьям строить социализм и укреплять ядерную оборону от американских империалистов. Страна оказалась большой, но народ в ней жил абсолютно дикий. Хотя девчата у них очень симпатичные: губастые такие, а попки….. Ну, о девчонках и о том, как я там чуть не женился, как-нибудь потом расскажу. Не последний раз вместе пьём.
     - Может, лучше о девчонках-негритосках расскажешь, - живо загудела застольная компания, - а про хренову политику потом?
     - Нет, - жёстко заявил Юра, - нет. Я почти тридцать лет молчал. Мне надо во всём признаться. Чтобы камень с души сбросить.
     Так вот. Установили мы свои ракеты по направлению полётов ядерных боеголовок во все стороны. Откуда враг ни сунется - сразу по мусалам получит. И начались скучные африканские будни. Днём жарко, ночью холодно. В увольнения не пускают.
     А стояли наши ракеты в самом центре огромного тыквенного поля. Вы не поверите: тыквы со всех сторон до самых горизонтов. Куда ни посмотришь - вокруг только красная в трещинах глина и из неё растут тыквы. Африканская тыква не как наша, круглая приплюснутая, а на лампочку-грушу похожа, только огромных размеров.
     В их стране тыква-главный продукт питания, сельскохозяйственная монокультура. Как рис у китайцев, даже больше. Они тыкву и сами едят, и коров ею кормят, и посуду из неё делают, и мебель для своих глиняных шалашей, и сувениры на экспорт. Даже на их государственном гербе - по краям две тыквы нарисованы, а по центру- советская ракета СС-20.
     У нас, военспецов, тропические пробковые каски были под африканские тыквы закамуфлированы. А ракеты и палатки мы под цвет их красной глины выкрасили и залепили трафаретами лампочковых тыкв.
     Страна та, как я уже отметил, была большая, даже на глобусе видно. Но тыквы у них росли только в одном месте, где мы с ракетами стояли. А вокруг - пустыня. Там слонялись и скитались дикие негры в набедренных повязках и с копьями в руках. Короче, жили мы в их тыквенном оазисе.
     Ни слонов, ни жирафов мы ни разу не видели. Только - тощих рыжих коров. Рога у тех коров метра по два, даже удивительно, как они их на худых ногах носят. Коров местное население и доит, и ест, и вместо денег использует. Корова у них как главная денежная единица. А тыква - как разменная монета. Корова стоит десять тыкв. А пачка «кэмела»-полтыквы. За десять коров можно жену купить. А за сто коров - депутатское место в их парламенте.
     - Ну, это почти как у нас, - зашумели мужики за столом, - мы своё демократическое государство строим по их образцу, африканскому.
     - Как я уже сказал, на нашей ракетной точке тоска была зелёная. И на антрацитных красоток тоскливо заглядывались, и выпить очень хотелось. Но тут меня армейская смекалка осенила. Насчёт выпить.
     Забрались мы с Серёгой, моим корефаном ещё по учебке, в палатку-пекарню, стибрили куль сахара и коробку дрожжей. Понятно, к Менделееву не ходи, что из этого добра, добавив воду, можно нахимичить. Только где? В казарменной палатке бражку не поставишь - заметят, учуют. Бидонов и баков нет. Да если бы и были, спрятать их в чистом тыквенном поле некуда.
     Вот я и придумал свой оригинальный рецепт африканской бражки. Жалко сразу там не запатентовал, сейчас бы в Сочи жил или на Мальдивских островах.
     Ночью мы с Серёгой взяли по паре килограммов сахара, пачку дрожжей и, приподняв колючую проволоку, поползли к тыквам. Выбрали две поспелее, срезали им макушки. Потом выгребли изнутри тыкв немного мякоти и засыпали в них сахар и дрожжи. Срезанными крышками-макушками дырки закрыли, а сверху тыквенными листьями замаскировали.
     Через пять дней поползли дегустировать. Вот это напиток, скажу я вам! Ядрёный, шипучий, с ароматом сахарной тыквы и медовой груши, только ещё изысканнее - с устойчивым экзотическим послевкусием спелого оранжевого манго. Про фрукт манго мы с Серёгой прочитали в брошюре «Да здравствует 25-е мая - Международный День Освобождения Африки!».
     Под утро чуть тёпленькими вернулись и в свои раскладушки попадали. Благо была не наша вахта дежурить. А на зарядку, в условиях сурового тропического климата, ввиду опасности быть укушенными мухами цеце, нас не гоняли. Но мужики-то, соседи по палатке, всё поняли: колитесь, - говорят, - а то вложим. Пришлось рассказать.
     Следующей ночью вся палатка дегустировала африканскую бражку-допили остатки из наших заветных тыкв. Ума хватило ещё дюжину «лампочек» зарядить сахаром и дрожжами. Чтобы не влететь перед командирами, стали пить по очереди, группами. Расписание пьянок составили и на видном месте повесили. Бумага называлась: «График-распорядок культурного досуга личного состава энского взвода». Это я такую хохму придумал. А командир части полковник Хрулёв, прослышав о «распорядке», даже похвалил наш взвод и по внутренней радиосвязи призвал все подразделения брать с нас пример. Наш батяня любил, выступая из радиорубки, учить нас премудростям армейской жизни, Уставу гарнизонной службы, а иногда, расчувствовавшись, пел через микрофон любимый романс «Гори, гори, моя звезда» или матерные частушки.
     Солдат от солдата шила в вещмешке не утаит. Вскоре во всех палатках висели графики-распорядки. А лазы под колючую проволоку мы облагородили, чтобы в пьяном виде мягким местом не зацепиться и не пораниться. Вся часть регулярно бражничала по строгому скользящему графику. Дежурства на ракетном боевом посту не срывались, даже наоборот, солдаты и сержанты стали ответственнее-за малейший промах виновник лишался увольнительной в самоволку. В результате дисциплинированных пьянок стратегическая оборона центрально-африканского государства становилась всё крепче и надёжнее.
     Главным смотрящим за порядком, естественно, выбрали меня. А изобретённый напиток прозвали «бу-сеевкой». Кстати, технологию вскоре пришлось изменить, поскольку закончились дрожжи и сахар. Я придумал новый рецепт: из уже готовой «бусеевки» зачерпывали ковш напитка и в качестве закваски вливали в свежую тыкву. Брожение возобновлялось, и вкусовые качества продукта почти не страдали.
     Как стая прожорливой и хорошо организованной саранчи, мы методично расширяли освоенную территорию, планомерно двигаясь от центра тыквенного поля к его самым дальним окраинам. Причём использованные тыквы мы не выбрасывали, не разбивали, они так и оставались лежать на своих местах. Только это были не массивные, полные спелой мякотью плоды, а их тоненькие скорлупки-оболочки.
     А теперь к вопросу о горячих африканских женщинах… .. Друзья, поделюсь опытом и сердечными тайнами, только при условии, что не расскажете моей благоверной.
     - Ты что, Юрий Викторович, - загалдели мы дружными нетрезвыми голосами, - за кого ты нас принимаешь? Ни-ни, никому и никогда!
     - Ладно, вам верю! Так вот, взрослые бабы у них совсем не красавицы: губы ниже подбородка, груди ниже пупка. Зато у молоденьких…..
     Сами знаете, когда выпьешь-на девок тянет. Дело молодое, гормон штаны рвёт. Познакомился я с одной. Тыквенным напитком угостил. Ей и напиток, и моё культурное обхождение понравились. Привела на следующую ночь подруг. Я с друзьями пришёл. Хорошо погуляли. Даже «Миллион алых роз» и «У солдата выходной» научили девчонок петь. Домой под проволоку полезли - еле отбились от чёрных подружек. По-русски лопочут: «Люблю, не уходи!» и следом под колючку ползут. Через неделю в части ни одного солдата-девственника не осталось. Все познали страстную африканскую любовь. Многие даже мечтали остаться в этом раю навсегда и жить с милыми чернушками в шалашах. Не важно, какого цвета кожа у человека. Советские люди не расисты. Белокурая Дездемона негра полюбила. А мы - наоборот.
     - Мужики, за дам надо выпить, - зашумела наша подвыпившая компания, - давайте стоя. Мы не расисты. За дам надо пить с левой руки, как гусары. Ну, вздрогнули!
     - Вы меня можете спросить: а как же командиры? Неужели они ничего не замечали и не видели? Дело в том, что пили все. Русские люди и в Африке русские. Наши отцы-командиры не были исключением. Младшие офицеры пили с оглядкой на старших. Старшие офицеры выпивали, прячась от младших и от полковника. Только батяня Хрулёв не оглядывался, не прятался, а пил ежедневно с утра и….. пока лилось в лужёное горло. Конечно, начальство не тыквенное шампанское пило, а колониальный виски и армейский спирт. И насчёт женщин у товарищей офицеров не было проблем. То есть у многих от систематических пьянок желаний вообще не возникало, а к услугам оставшихся были медперсонал госпиталя и бордели в столице страны. Но это до сих пор не только в прежней, но и в нынешней армии считается главной военной тайной, - я вам её разглашать не буду. Про б….. - ни слова!
     - Мы тоже! - согласился Вовчик Емельянчиков, а Юра продолжил.
     - Недолго музыка играла. Всё хорошее когда-нибудь кончается. Закончились и наши тыквы. Прикиньте сами: семьсот человек рядового и сержантского личного состава, плюс у каждого две-три африканские подруги. Плюс длинные языки подружек, разболтавшие тайну о божественном тыквенном напитке на всю страну. В итоге через месяц на главной и единственной бахчевой плантации большого государства не осталось ни одной целой тыковки. Поле от горизонта до горизонта было усеяно пустой тарой из-под «бусеевки», которую не брали ни в одном пункте приёма стеклопосуды. Пришла пора собирать урожай главной продовольственной культуры, а заготавливать в закрома было нечего. Не из чего стало варить тыквенную кашу для народа. Резко сократилось поголовье рыжих коров, лишившихся тыквенного фуража. А для африканской страны коровы и тыквы тогда, как для России сегодня резервный долларовый запас в американских банках.
     - Не-е, Викторыч, - возразили из-за стола, - это у них дефолт произошёл, как у нас в девяносто восьмом.
     - Вообще-то всякое сравнение хромает. Может, у нас такое ещё только впереди. Начались голодные бунты местного населения. Вражеские голоса во всём обвинили советских военных специалистов, приведших некогда процветающую страну к банкротству.
     Представители местных племён, только познавших изысканный вкус «бусеевки», пришли в расположение нашей секретной ракетной части и стали требовать продолжения банкета. Самые умеренные просили хотя бы опохмелить.
     Скандал получил громадный международный резонанс. Совет безопасности ООН вынес на внеочередное заседание вопрос о гуманитарной катастрофе в Центральной Африке, виновником которой явился Советский Союз. Мы наложили вето на обсуждение этого вопроса. К удивлению, в Совбезе нас активно поддержал недружественный тогда Китай.
     Контрреволюционная ситуация в стране нашего пребывания углублялась и расширялась. Генеральная ассамблея вождей воинственных племён чёрного континента потребовала отставки марионеточного президента людоеда Кингконга Тринадцатого и выдачи советскими войсками младшего сержанта Юрия Бусеева, то есть меня.
     При этом вожди спорили, как меня использовать. Было два мнения: геополитическое и гастрономическое, две диаметрально противоположные версии моей дальнейшей судьбы.
     По первой версии мне предлагалось стать новым пожизненным президентом под именем Кингконг Четырнадцатый - Красавчик. Вождь каждого племени моей страны обязан был предоставить мне в жёны по одной самой красивой дочери, чтобы я через свой гарем объединил все враждебно живущие меж собой чёрные племена. Это была и очень тонкая международная дипломатия, поскольку одновременно все племена через меня роднились кровными супружескими узами с Большим Братом - Советским Союзом.
     По второй версии меня предлагали съесть. Но не просто сожрать в разорённом тыквенном поле, а сделать это с государственными почестями, чтобы освободить дух просветителя страны, подарившего народу рецепт весёлого тыквенного напитка, и вселить его, мой дух, в каждого отведавшего за праздничным столом моей бренной плоти. Самого же меня после съедения обещали объявить Главным Божеством Центральной Африки На Все Времена. Мне второй вариант совсем не понравился. Несмотря на его изотерическое и судьбоносное для страны и для меня значение.
     Зашевелились и в советском руководстве. Ястребы из Политбюро предложили всех офицеров нашей части, не выполнивших святой интернациональный долг, посадить на двадцать пять лет, а закопёрщиков пьянок из рядового состава -расстрелять. Но вмешался Юрий Владимирович Андропов. Председатель КГБ рассудил, что это интриги всесильного Щёлокова, что любимец Брежнева в конечном итоге всё свалит на чекистов, якобы не упредивших и не пресекших грандиозную африканскую попойку и моральное разложение советских военспецов.
     Андропов резко выступил на Политбюро, пообещал, что, став Генсеком после дорогого и любимого Леонида Ильича, закрутит всем гайки. Сейчас же, во избежание раздувания скандала «Голосом Америки» и Севой Новгородцевым из Би-Би-Си, надо дело замять. В этой связи целесообразно предложить полковнику Хрулёву, командиру части, застрелиться, остальным офицерам добровольно уволиться в запас, а солдат разослать по разным гарнизонам, предварительно взяв с каждого расписку о неразглашении государственной тайны. В случае разглашения расстреливать незамедлительно и без объяснения причин.
     Предложение Андропова активно поддержали престарелый Черненко и моложавый Горбачёв. «Молодцы, - похвалил Юрий Владимирович, - вы тоже станете Генсеками». Тогда его пророчеству никто значения не придал.
     Маршал Устинов тут же позвонил по «вертушке» полковнику Хрулёву и сообщил: «Есть мнение вам застрелиться».
     Полковник добровольно застрелиться согласился, но только при трёх условиях. Первое: ему посмертно присвоят звание дважды Героя Советского Союза с одновременным вручением двух Золотых Звёзд и двух орденов Ленина будущей вдове. Второе: в многотиражной газете «Суворовский натиск» Дальневосточного военного округа должна появиться короткая заметка, сообщающая, что полковник Хрулёв погиб, исполняя интернациональный долг в энском государстве на энском материке. К заметке должно быть приложено примечание, что точные координаты гибели героя не указываются из соображений конспиративности и особой значимости выполненного смертельного задания Родины. И третье: как дважды Герой Хрулёв потребовал установить ему бюстовый памятник, но не на родине, в деревне Хрулёвка, а на месте исторического подвига, в тыквенном поле, в самом сердце Центральной Африки.
     Условия были приняты.
     В тот же день радиостанция Седьмого американского флота через эфир подключилась к радиорубке нашей ракетной части и на чистом русском языке зачитала стенограмму секретного заседания Политбюро ЦК КПСС, того самого, где решалась моя судьба и участь моей гвардейской части.
     …Юра замолчал, налил в стакан и не чокаясь выпил.
     Кто-то вздохнул за столом:
     - Жалко батяню-полковника. Юра, мы его тоже помянем. А ты не бойся, мы за тебя. В обиду не дадим.
     - Друзья, - печально улыбнулся Бусеев, - полковник не застрелился. Не от недостатка мужества, а из-за Брежнева. Историческое заседание Политбюро Леонид Ильич проспал, а когда помощники принесли ему на подпись Указ по Хрулёву, горько заплакал. Генеральный секретарь огорчился, что выдающемуся международному борцу товарищу Брежневу в братской Африке до сих пор не установили прижизненного бюста. Ильич упёрся и отказался тиснуть своё резиновое факсимиле на гербовой бумаге Указа. Хрулёв же, с пистолетом у виска ждавший у репродуктора сообщения о своём награждении и увековечивании, пил, пил и допился. В состоянии крайне обострённой белой горячки его спецрейсом отправили в Московский госпиталь имени Бурденко, а оттуда на принудительное лечение в ЛТП Академии Генерального штаба в закрытом городе Верхние Петушки.
     В это же самое время после секретных переговоров их Киссинджера и нашего Громыко решено было замять конфликтную тему и на международной арене. С условием, что мы уберём из уже бывшей братской страны свои ракеты, а американцы ввезут туда гуманитарную тыквенную помощь. В качестве бонуса и моральной компенсации нам разрешили приобрести у США миллион тонн канадской пшеницы-для советских колхозов, за валютное золото, и лицензионную копию «Греческой смоковницы» - лично для Галины Леонидовны Брежневой, бесплатно. Вопрос установки в Центральной Африке бронзового бюста Леонида Ильича не вошёл даже в повестку дня этих переговоров.
     Брежнев опять так сильно расстроился, что на следующий день помер. А нас всех срочно вывезли в Союз.
     Эти подробности я узнал лично от самого Андропова, ставшего Генеральным секретарём партии и руководителем советской Родины. Ночью в тёмной машине меня доставили на подмосковную дачу, ввели в кабинет.
     Он сидел в кресле, укрытый клетчатым пледом. Горбатый старик с уставшими глазами большой сторожевой собаки. Очень долго смотрел на меня. Мне показалось, что он вообще меня не видит.
     Но тут он заговорил. Стало понятно, что этот человек очень болен, потому что говорил он медленно и с трудом.
     - Вот ты какой! - сказал. - Тебя надо было не в ракетную школу посылать, а в диверсионную. А потом в тыл к врагам забросить. Уж ты бы точно подорвал всю обороноспособность НАТО. Молчи и слушай. Я всё вижу и знаю всё и обо всех. Когда же вы за ум возьмётесь? Пьёте и пьёте. Когда напьётесь? Никогда! И мне недолго осталось, и державе нашей. Знаешь, что будет? Соберутся большие му….. на большую пьянку в лесную чащу, чтобы подальше от стыда, от людских глаз, и - проср….. нашу великую страну. Жалко. Но даже я ничего не могу изменить.
     А ты, тёзка, живи. Не хочу ещё один грех на душу брать. Мне скоро перед ними отчитываться, - и показывает пальцем в угол кабинета. А там икона с распятым Христом и портрет Сталина с трубкой.
     Он ещё много чего мне говорил, как будто исповедаться хотел. Но я, мужики, не вправе те слова вам передавать.
     .. Мы все молча выпили, после чего заговорили о футболе, рыбалке, Бермудском треугольнике, о том, кто кого уважает и на чём бы уехать домой, но хорошо бы после того, как отполируем это дело пивом, а рецепт тыквенной бражки надо бы потом опробовать…..

          Март 2011 г.

   

   Произведение публиковалось в:
   «АМУР. №10». Литературный альманах БГПУ. Благовещенск: 2011