Воспоминания прозрачных дождей
Тук! - жёлудь упал, стукнулся оземь, подпрыгнул и замер, как затаился. Тук! - ещё один, рифлёная шапочка отлетела, а сам гладкий желудёнок покатился-покатился и затих. Тук-тук! -ещёупали. Дуб высокий, широченный. Если двое взрослых попытаются ствол обнять, даже кончиками пальцев не коснутся.
Приветливые дни бабьего лета минули, дождики наладились. Осенний дождь мелко сеется, да долго тянется - народная примета.
В пору прозрачных дождей хорошо в старом парке гулять под зонтом, задумчиво улыбаться и истории вспоминать...
Расскажу-ка я вам о встрече со знаменитым писателем, с тем, что мемуары о себе назвал «Бодался телёнок с дубом».
Двадцать лет прошло. Июнь девяносто четвёртого. Благовещенск, родной город на Амуре, я - руководитель телевидения областной телерадиокомпании, сам - и репортёр, и ведущий передач. Крепкое приземистое, но с псевдоготическими сводами, здание железнодорожного вокзала. Больше обычного милиции и узнаваемых «незаметных товарищей». Здесь же - люди разных возрастов, у многих в руках книжки, в пышной гриве хорошо намытых волос - начинающий бард с гитарой, - публика не похожа на суетных пассажиров и тех, что примчались к поезду встретить родню. В стороне от толпы -без тени эмоций одинокий поэт. В начальственном уединении, в сопровождении группы услужливых граждан, на краю перрона - глава областной администрации. С ним знаком накоротке, ещё недавно, когда тот был главным геологом области, общались на «ты». У него пушистая бородка и усы, думаю, не столько от геологического прошлого, а чтобы прикрыть по-детски пухлые губы. У меня бородёшка похожая, только светлая, и роста мы одного - не маленького. Здороваюсь, заговариваю о погоде. Хорошая погодка. Интересуюсь, что мой собеседник читал из писателя, которого встречаем. Глава морщит свой невеликий «украинский» нос, мол, «зэковской литературой не интересуюсь». Но подошёл поезд, писателя встретил радушно и нужные слова говорил.
Правда, искренность тоже была. Когда писатель через привокзальную площадь проходил к машине, в ноги ему бросился сухопарый старик, пытался поцеловать руку. Гость отпрянул, должно, принял за городского сумасшедшего. Про этого человека я ещё на закатной заре советской власти делал очерк для центрального телевидения, - несколько раз Москва показывала. Пятнадцатилетним мальчишкой в сорок пятом был маслёнщиком на пароходе, за опоздание на работу репрессирован, прошёл Свободненские лагеря, - в зиму дети из его барака по ночам замерзали насмерть, иногда десятками. Потом он стал капитаном парохода, скрытым диссидентом, и однажды, в семидесятые, на Амуре вместе с сыном бросился за борт - бежали в Китай, хотели уйти из него в «свободный мир». После китайской тюрьмы угодил в советскую психушку. Помню, когда перед стрекочущей кинокамерой он рассказывал о лагере, измывательствах в психиатрической больнице - закрывал глаза, как от невыносимой боли. Возможно, эту историю люди старшего поколения помнят, слышали. А уж видели его мои земляки не раз - это он ещё не так давно зимами в майке, полосатой вязаной шапочке, с чугунной гантелей в руках бегал по набережной и по улице Ленина, плавал среди льдин на соревнованиях «моржей», становился даже чемпионом мира по заплывам в ледяной воде. Писателя старик почитал за святого.
Машина с гостем протиснулась через людское скопище, автографы на приготовленные книжки зрители не получили, только взлохмаченному барду удалось по рукам через головы передать сложенный тетрадный листок стихотворного текста, посвященного приезду знаменитости, - отчего был изумлённо растерян и безумно рад. А поэт со спокойной печалью в глазах так и остался одиноко стоять в стороне.
Незатейливого чиновничьего фарса не только в нынешней управляемой, но и в прежней разгульной демократии хватало. Кортеж отправился на показательную погранзаставу, в школу пригородного благополучного села - маршрут отработанный для начальственных персон многими годами ещё при прежних властях. На местах уже ждали мои съёмочные группы и не только они -телевизионщиков и газетчиков собралось во множестве.
В нашем городе захотелось гостю посетить соседний берег Амура - попросил сопровождавший отца младший сын, синолог, китаевед. Отчего не поехать -обладминистрация срочно формирует тургруппу для безвизовой однодневной поездки. Мне удалось вклиниться в плотные ряды чиновников в качестве телеоператора.
А надо сказать, что телевизионным освещением того исторического проезда гостя по России занималась польская телевизионная группа. У поляков был эксклюзив, и нас предупредили, что никто из местных и даже столичных телевизионщиков не имеет права подходить к классику с микрофоном и задавать вопросы. А если кто-то заговорит, то и сам будет иметь крупные неприятности, и гостя подведёт. Снимать со стороны можно, разговаривать - нельзя.
Раннее утро следующего дня. Гравийный берег Амура. Деревянные сходни-трап на гулкую железную баржу, к ней причален - покачивается белый речной паром. Два десятка зевак с новенькими, нечитанными, из магазина, томами писателя - «блатные» - просочились сквозь охраняемую зону досмотра. Со стопкой книг -знакомый чекист-подполковник. Ждём гостя. Настроение огорчённое. Поднявшись затемно, битый час искал дома драгоценную для меня книжку - «Новый мир» шестьдесят второго года с первой повестью писателя. Тогда журнал выходил в знакомой всем голубой (раньше сахар-рафинад упаковывали в бумагу такого цвета) обложке, но - твёрдой. Никогда ни у кого не брал автографа, а тут - решился, а книжку не нашёл.
Прибыл классик, покладисто, с лёгкостью подписал все протянутые книги - подставляли по нескольку экземпляров - на подарки знакомым, начальству и впрок.
Телевизионные поляки с их польскими паспортами в тургруппу не попали, но какие-то мрачные «смотрящие» присутствовали.
Теплоход отшвартовывается, берёт курс в сторону Китая. Наш гость в благостном расположении, с любопытством смотрит в иллюминатор. Включаю полупрофессиональную камеру, прижимаю к щеке, начинаю снимать. Засланные в группу церберы насторожились, но, разглядев дешёвую телекамеру и не обнаружив в моих руках микрофона, расслабились. Я подхожу поближе к писателю и, преодолев робость, вполголоса с ним заговариваю. В камере встроенный микрофон. Классик отвечает на мои вопросы, произносит какие-то ностальгические фразы, расчувствовавшись, начинает говорить чуть громче, с волнительной скороговоркой и... Крепкие ребята жёстко берут меня под локти и отводят в сторону: «Вы грубо нарушили эксклюзивные права, в поездке по России никто не имеет право...», и так далее, с нешуточными угрозами. «Но мы же не в России, в нейтральных водах, вот уже и к Китаю подплыли», - я пытаюсь уберечь видеокамеру и неуклюже вывести ситуацию на юмор. А тут и сын писателя вроде как за меня вступился. У работника моей компании, переводчика-гэбэшника, он только что занял юани на покупку чая, при этом оба довольно долго и обстоятельно выясняли и подсчитывали на бумаге курсы обмена долларов и рублей на экзотическую валюту.
Потом была экскурсия по захолустному городку Поднебесной. У сопровождавшего русскоговорящего китайца, их гэбэшника, я спросил, знают ли, кто приехал. - «Какой-то ваш писатель, лауреат Нобелевской премии». Обедали в новом, но уже умызганном ресторанчике. Накрыли нам два круглых стола. За одним - почётные гости и сановитые облчиновники во главе с тогдашним представителем правителя Руси. Тот, хоть и был косноязычен, пытался солировать-тамадить. Зачем-то похвастал, что все его боятся, что хватка у него бульдожья. Можно было и поверить. (Коренастый, широколицый, с оловянными глазами и узкой щелью рта в рядах загнутых внутрь зубов, свою должность представитель понимал в написании сигналов и наветов на всех, но, несмотря на эпистолярные заботы, по-моему, даже «Буратино» в детстве не читал.) За моим, вторым столом - чиновники и сопровождение второсортные. Выпивали, произносили какие-то дежурные, не очень уклюжие здравицы. Гость тоже принял несколько крошечных рюмочек шибко ароматной китайской водки, раскраснелся. Из застольных разговоров я понял, что все «наши», кроме моего переводчика, писателя не читали. Попросил дать слово, хотелось вырулить ситуацию. Точно не вспомню, что говорил, но заметил: гость оживился, на меня смотрел с интересом, улыбался, потом с учительской, как мне показалось, интонацией, спросил: «А что прочитали из мною написанного?» Я перечислил, оказалось, что прочёл практически всё, что у нас выходило. Обед окончился, вышли на крыльцо под красные шары болтавшихся по ветру шёлковых фонарей. Все присутствующие захотели пройтись по магазинам, кроме главного гостя: «Мне бы где-нибудь поработать. В тишине на свежем воздухе». Я предложил проехать к набережной Амура в парк китайского героя генерала Вансу, взялся проводить. Соотечественники и гости, рвавшиеся на шопинг, препоручить писателя в мои руки согласились с радостным облегчением. Нас подвезли к летне-зелёному парку, я провёл гостя по лесенке на вершину рукотворной каменистой горки, в уютную беседку из деревяных колонн с золотисто-красными драконами и парящей крышей пагоды с изогнутыми вверх углами. Писатель расстегнул кожаную «офицерскую» планшетку (везде с собою носил), достал карандаш. По глазам я понял, что человек утомился, хочет отдохнуть. Дабы не мешать, спустился в тихую аллею, охраняя покой гостя со стороны.
А ночью был спутниковый перегон отснятого мною материала в Москву. В далёкой аппаратной не поверили, что удалось получить интервью - «синхрон», очень долго переспрашивали: кто был корреспондентом, телеоператором, звукооператором съёмок., не могли понять, что сделал это один человек. Обещали прислать щедрый гонорар. Мои кадры поездки великого писателя в Китай показали по всем федеральным телеканалам и даже в новостях мировых телевизионных компаний. Ни копейки гонорара я, естественно, не получил.
Такие вот картинки вспоминаний прозрачных призрачных дождей. Как увидел, таквам и рассказал.
Октябрь 2014 г., г. Калининград
Произведение публиковалось в:
«АМУР. №13». Литературный альманах БГПУ. Благовещенск: 2014