Моя красавица
В своей уверенные силе
изобретательно и зло
мы в классе девочку дразнили
за то,
что ей не повезло.
(В отместку, видимо, природа
за чьи-то скверные дела
ее страшней, чем Квазимодо,
в минуту гнева создала).
И, помнится, других настырней
ее уродство я «карал»
и на мотив какой-то стильный
ей чуть ли не в лицо орал:
«Я взял тебя кривую,
рябую, без волос
и целый год в порядок приводил.
Моя красавица
всем очень нравится
походкой нежною, как у слона... Ха-ха!».
Другую бы
толкнула ярость
с обидчиком на смертный бой,
а эта девочка смеялась.
Над кем смеялась?
Над собой?!
И в откровенно добром смехе
терялся каждый удалец.
И, вероятно, злой потехе
пришел бы сам собой конец.
Но я однажды
(как ни думай —
чтоб скрыть бессилие свое)
вдобавок «чокнутою дурой»
за этот смех назвал ее.
И мы восторженно кричали
и сапогами грязь толкли,
увидев, как двумя ручьями
рябые слезы потекли.
Мы снова чувствовали силы,
наш дух поднялся боевой...
А девочка по-бабьи выла,
и страшен был надрывный вой.
Нет, не тогда, а после — страшен,
когда я понял, что надлом
в ее душе был сделан нашим
над добротою торжеством.
...Прочтет наивный эти строки
и скажет, морщась от стыда:
«Как могут все-таки жестоки
быть наши дети иногда».
Другой промолвит с превосходством,
сославшись на букет имен,
что неприятие уродства
присуще детям всех времен.
А мне доныне сердце давит,
когда — не только у детей —
я вижу: доброта рыдает,
а зло смеется зло над ней.
Произведение публиковалось в:
Газета "Амурская правда". - 1987, 27 ноября