Пленный
Доложил комбат, что взяты
Укрепленья и уже
Обживаются солдаты
На отбитом рубеже.
Он благую в полной мере
Передал начальству весть.
Лишь вопрос: - А как потери? -
Труден был: - Потери есть...
Но пока он с безразличьем
Ковырял ножом гуляш,
Пленного — с каким-то бычьим
Взглядом — тут ввели в блиндаж.
Сколько же во дни лихие
Их видали там и тут.
Тот кричит: — Конец России!
Этот: — Гитлеру капут!
Чем же новый интересен?
Ишь ты, пальцем тычет в рот,
Бормоча: — Их виль зер ессен.
Гебен, битте, мир дас брот.
И усмешка у комбата:
Уж не та у рейха прыть,
Коли своего солдата
Он не может накормить.
Но и злость брала: ведь ты же,
Рыжий черт, ты шел сюда,
Чтобы грабить нас бесстыже,
Убивать нас без суда.
Про свою бы думал шкуру
Больше, а не про еду.
Но, знать, и в плену не сдуру
Верит в нашу доброту.
Словно он не враг заклятый,
А заезжий, скажем, гость...
И все тягостней комбата
Разбирали гнев и злость.
Эх, не встретились с тобой мы
В поле где-нибудь, в бою.
Расстрелял бы все обоймы.
Чтобы видеть смерть твою.
А раз плен, всем сердцем чистым
Он — как русский офицер —
Должен и перед фашистам
Рыцарства являть пример.
Но, и помня тот обычай,
Чтo нельзя лежачих бить,
Он не мог и этот бычий
Взгляд спокойно выносить.
Что ж, яви, фашист, отвагу...
- Угостина-ка! — приказал
Ординарцу й на флягу
С чистым спиртом показал.
— Найн! — глядел, как на отраву
Фриц, привыкший лиш ьс ленцой
Рейха третьего во славу
В кабачке тянуть пивцо.
И в руках дрожала фляга,
И казалась страшной месть,
И на грудь, стекала влага.
Внутрь никак не в силах лезть.
Но, боясь, что будет хуже,
Все же пил, как яд глотал,
А, допив, свалился тут же,
Как убитый наповал...
А комбат беде вдогонку
Слал еще, когда писал
К похоронке похоронку,
Словно реквием слагал.
Мысль, как ты невыносима,
Что познают боль сполна
Мать, лишившаяся сына,
Ставшая вдовой жена.
И обида душу гложет:
Вот ведь жив же пьяный тип,
А от рук его, быть межет.
Не один боец погиб.
Произведение публиковалось в:
Газета "Ленинский путь". - 1981, 02 октября