Куль лишности | В новую семью
Куль лишности
Рассказ из книги «Свет далёкого детства»
Акварельные краски, которые Стёпе подарили на день рождения, сразу ему понравились. Даже запах, который от них исходил, вызывал какое-то особое чувство. Цветные карандаши тоже имели свой запах, но другой, больше похожий на запах свежей стружки в мастерской дяди Бори, тоже приятный, но немного отдающий опилками. А опилки Стёпа не любил, потому что они часто попадали то за шиворот, а то и под резинку в штанах. Они неприятно и надоедливо кололись, заставляя чесаться. Поэтому, наверное, и рисунки карандашами получались тоже какие-то колючие.
А вот акварельные краски... От них исходили запахи тёплых оладушек, испечённых мамой на русской печке, и только что скошенной травы, принесённой с луга корове Майке и маленькому телёночку. Телёнок был беленький, с коричневыми пятнами, он никогда не отходил от толстого маминого живота с выменем, от которого всегда пахло парным молоком.
Краски завораживали своим необычным свойством преображать простые предметы. Жёлтый листок, оторвавшийся от ещё зелёного тополя, на рисунке мог стать снова зелёным. Сорванный вчера цветок мог снова ожить на бумаге. Рисовать Стёпа любил. Не всегда у него красиво получалось, от этого он огорчался, но снова брал лист бумаги и продолжал своё любимое занятие.
— Стёпа, кино привезли, в мастерской будут показывать. Пойдём посмотрим! — вырвал художника из творческого процесса старший брат Виталька.
— Про войну? -Да.
А как называется?
— «Подводная лодка в степях Украины погибла в неравном воздушном бою».
— Чё-то название длинное...
— А тебе какая разница? Ты всё равно ничего не понимаешь, ты ещё маленький.
— Сам ты маленький. Зачем тогда зовёшь?
— За компанию. Все уже ушли... Ты один разрисовался, без кино чуть не остался, убежали от Степашки все ребята-сорванцы! — ловко переделал «Мойдодыра» брат. — Ну ладно, не дуйся. Я и сам не знаю, какое кино, — наконец сознался шутник.
Один клуб был в колхозе, на другой половине села, но идти туда — километра три с гаком. Был клуб и на кирпичном заводе, за железной дорогой, но там редко обходилось без драки с заводчанами, поэтому в кино ходили только большой компанией или со старшеклассниками.
МТС (машинно-тракторная станция) своего клуба не имела, но был красный уголок при общежитии, где по выходным и праздникам проходили танцы, которые почему-то назывались «тырло». В красном уголке были и бильярд, и шашки, и шахматы — всё было, кроме кино. Его показывали прямо в ремонтной мастерской.
Эмтээсовская детвора любила смотреть кино именно здесь. В мастерской было совсем мало скамеек, их даже взрослым мужикам не хватало, а женщины здесь были редкими гостями. Но никто не ворчал, если приходилось сидеть на какой-нибудь железяке: куда интереснее смотреть фильм «Трактористы», сидя на тракторе, пусть даже на его крыше или на гусенице. Запах солярки и солидола был для всех привычен и не вызывал раздражения, и никто не обращал внимания на шум генератора за стеной, — другого электричества в селе ещё не было.
Застрекотал киноаппарат, закрутилась шестнадцатимиллиметровая плёнка, и экран ожил. Сначала крутили «журнал» — так называли кинохронику, — а уж потом на экране, повешенном на стенке, появлялись буквы: начиналось кино, которое почему-то называли «картина».
— Ура, про войну! — не выдержал Стёпа.
— Тихо, шантрапа, а то всех повыгоняю! — строго предупредил киномеханик.
Кино было цветное (такие фильмы показывали редко). Наши брали Берлин. А когда на экране появился Сталин, в мастерской даже табачный дым, казалось, остановился в воздухе и любители семечек перестали плевать на пол шелуху. Уважение к вождю было ошеломляющим. Ведь Победа, которую ждали столько лет, ещё живо ликовала в сердцах всего советского народа, а во главе её был Иосиф Виссарионович. Даже малыши знали и уважали это имя. Когда надо было особенно сильно поклясться, произносили не «честное слово!», а «честное ленинское, сталинское, честное-честное всех вождей и русских!» — это была самая-самая сильная клятва.
Впечатление от фильма усиливалось тем, что все эти дни в воздухе витала тревога: по радио передавали сводку о состоянии здоровья вождя.
Кино закончилось, когда на улице совсем стемнело. Генератор выключали ровно в двенадцать ночи, поэтому все спешили по домам, пока не погас свет.
Утром Стёпа проснулся от плача матери.
— Ты что, мама, плачешь? Кто тебя обидел?
— Сталин умер.
Стёпа прижался к маме и тоже заплакал: он не очень понял, в чём дело, но маму было жалко. Младший брат Толик ещё спал, когда старшие братья и сестра встревоженные пришли из школы.
— Распустили по домам всю школу, — сказала сестра Лиля. Отца уже давно не было дома: он ушёл на работу сразу, как только
услышал по радио страшное сообщение. К маме пришла соседка, вся в слезах.
— Маша, пойдём к твоему на работу, все бабы там собираются, в красном уголке.
Мама быстренько надела кроличью доху, накинула платок:
— Я пошла. Лиля, свари борщ на обед.
— Почему я?
— Ты же самая старшая, вот и руководи братьями. А вы чтобы слушались! — прикрикнула на сыновей мама, направляясь к двери.
— Мам, я с тобой! — Стёпа подскочил к двери, на ходу надевая телогрейку.
— Ладно, пошли быстренько.
В красном уголке уже собралось много народу. Над небольшой низенькой сценой, занимая почти всю заднюю стену, висела копия картины «Утро нашей Родины» Фёдора Шурпина. На ней был изображён Сталин: он стоит задумчивый, в белом френче, с перекинутой через руку шинелью, а за ним расстилаются широкие колхозные поля и уходят вдаль опоры высоковольтных передач.
На сцене с краю стоял длинный стол, покрытый красной тканью, но за столом никого не было. В зале — только всхлипывающие бабы с маленькими детьми. Все мужики — на работе. Обстановка как на похоронах.
— Ой, как мы будем без тебя! — заголосила Нюрка Черепанова. Её вой подхватило ещё несколько голосов.
В зал быстрыми шагами вошёл замполит МТС, он же отец Стёпы. Поднялся на сцену.
— Здравствуйте товарищи женщины! Сядьте, успокойтесь... А теперь мне расскажите, по какой причине собрались.
— Так ведь Сталин умер! — донеслось из зала. — Ты что, только что проснулся, Тихон Андреевич?
— Я ещё не ложился. А вам что — делать нечего? Кто вас собрал? — уже более настойчиво спросил замполит.
— Сталин ведь!.. — недоумённо зашумели женщины. — А что — митинга не будет?..
— Митинг будет в день похорон, а сейчас все по домам! Кто пропустит работу или опоздает — не обижайтесь! — уже командным голосом отчеканил бывший моряк и политрук.
Женщины быстро успокоились и разошлись кто куда, на ходу обсуждая страшную весть...
С той поры прошло три года. Стёпу уже приняли в пионеры. Было холодное февральское воскресенье. Сильный ветер со снегом не располагал ни к лыжным прогулкам, ни тем более к конькам.
— Пойдём к Жиндеровым, в лото поиграем, — предложил старший брат Виталька.
— Нет, я сегодня иду в красный уголок, в шахматы буду играть, — отвечал Стёпа. — Пойдём со мной.
— Так я же не умею в шахматы.
— Ну и что, научишься.
— Нет, я лучше в лото, там веселей.
— Как хочешь.
В главном зале, где на всю стену висела картина «Утро нашей Родины», проходило партийное собрание. Из-за дверей Стёпа услышал голос отца.
— Проходи, нечего подслушивать! — заворчала на него дежурная по общежитию. — Там письмо читают — закрытое какое-то. Да что-то долго открыть не могут.
— Какое письмо?
— Про какой-то куль лишности.
В шахматы играли в отдельной комнате, на двери которой была изображена шахматная фигура коня. Шахматистов было много, досок на всех не хватало, поэтому малышне пришлось покидать места за доской без задержки. При первом проигрыше соперник «выскакивал». Но домой не расходились. Удерживало объявление — «Сегодня танцы».
Собрание закончилось. Хмурые мужики по домам не спешили — обсуждали какой-то культ личности, и ещё многие непонятные слова долго сотрясали прокуренный воздух. Но когда заиграла первая пластинка и по залу разлились «Брызги шампанского», атмосфера моментально изменилась. Старшие парни начали танцевать с девчонками, «шпана», как обычно, подпирала стены. Всё пошло своим чередом. «Пора домой», — подумал Стёпа.
— Пойдём! — отозвался сосед Юрка.
— Ты что, мысли читаешь? — удивлённо разинул рот Стёпа.
— Ага, а ты что, не знал? Пошли, а то влетит дома, целый день здесь проторчали. Такие вот «мысли»!
На следующий день после школы любители шахмат снова пришли в красный уголок. Но на дверях висело объявление: «Красный уголок закрыт на ремонт». Недалеко от входа стояла картина «Утро нашей Родины». Ребята подошли поближе и от удивления и шока долго не могли прийти в себя.
— Немцы?! — громко крикнул Стёпа, чуть не задыхаясь от злости и отчаяния.
— Ты что, откуда немцы, больше десяти лет, как война закончилась, — уточнил Юрка.
— А кто мог Сталину выколоть глаза?
— Бамовцы *, наверное. Надо твоему отцу сказать.
— Побежали!
.. .Отца дома не оказалось.
— В райком вызвали, — ответила мама. — А что случилось?
— Какой-то гад Сталину глаза выколол.
— Да это же бабы! Как услышали по радио, что он враг народа... Да ещё коммунисты дома рассказали о закрытом письме — подлили керосина. Человек двадцать женщин собрались в красном уголке, пошумели, вытащили на улицу портрет и давай иголками вытыкать глаза. С ума посходили.
— А папа?
— А что он мог сделать? Участковый уехал в Серышево, некому было их остановить. Так они чуть не побили папу нашего.
— Пусть бы попробовали! Он бы их всех одной левой...
Мама тяжело вздохнула. Сердце подсказывало, что наступили новые времена, а к чему они приведут, одному Богу известно.
Произведение публиковалось в:
"СТРАНИЦЫ" В 40-летию Амурской областной общественной писательской организации (1977 - 2017). Благовещенск, 2017 г.