Притяжение реки
Вода Амура и Зеи, других больших и малых рек, зачаровывала меня с детства, она казалась одушевлённым, живым существом. С водой можно было разговаривать, поверять ей свои мечты, что я и делал, бывало, часами просиживая на берегу. И, казалось, она понимала меня, отвечала мне - я это чувствовал чуткой юной душой.
Дальневосточные реки, как правило, быстрые, но, естественно, есть на них и тихие заводи, и глубокие омуты; стремительное течение воды порой переходит в плавное, а то и вовсе замирает - разве не похоже это на поведение, на характер человека?
Весной я чуть ли не каждый день приходил к Амуру - до или после занятий в школе, чтобы не пропустить начало ледохода. Лёд постепенно темнел, становился ноздреватым, наверх проступала вода, а потом появились и полыньи; единое пространство кололось на льдины, двигалось, дыбилось, шумело.
Как правило, в последних числах апреля Амур окончательно взламывал лёд, и он устремлялся вниз по течению. Порой случались гигантские заторы, особенно в месте встречи Амура и Зеи, и тогда на помощь рекам приходили военные. Они подрывали лёд, стреляли по перекату из миномётов. Нам, мальчишкам, видеть это было, конечно же, радостно. Да и не только нам. Посмотреть на ледоход приходили все - от мала до велика.
А потом я ожидал, когда на реке появится первый пароход. Речной порт был рядом. Там крановщиком работал наш сосед дядя Влад. Он, как правило, знал, когда начнётся навигация. «Ну, пацаны, - говорил он, выходя во двор, - завтра встречайте!»
…И вот я стою на высоком берегу и смотрю на Амур. Бурный ледоход уже прошёл, по воде плывут лишь небольшие льдины.
Чу! Вдали раздаётся трубный пронзительный гудок, ему эхом аукнулись берега. «Ура! - кричу я, подрыгивая на уже потеплевшем песке. - Первый пароход! Первый пароход!». Ну всё, значит, пришла настоящая весна, за ней наступит лето, и мы, мальчишки, будем днями пропадать на амурских берегах, купаться, загорать, играть, рыбачить -да мало ли чем можно заниматься.
Пароходы были грузовыми и пассажирскими. Грузовые выкрашены в коричневый, оранжевый или жёлтый цвета, но от дыма, который густо валил из труб, и сажи, осыпавшейся на палубы, они выглядели как бы закопчёнными, мы говорили «чумазыми». Пассажирские были бело-голубыми, хотя сажа тоже на них оседала, но почему-то не так густо. Грузовые чаще назывались как города: «Саратов», «Свердловск», «Хабаровск», «Благовещенск», пассажирские - именами великих людей «Адмирал Невельской», «Сергей Лазо», «Миклухо-Маклай». Поразительно: прошло более полувека с поры детства, а я помню названия пароходов - такое неизгладимое впечатление они оставили в памяти.
Приплывали к нам суда и из других портов, находящихся ниже по Амуру, но особенно мы, пацанва, ликовали, когда на реке появлялся китайский пароход. В городе Хэйхэ, который стоял на правом берегу напротив Благовещенска, он, вероятно, был в единственном числе. Если у наших пароходов было по два колеса-лопасти и находились они по бокам судна, то у китайского - одно очень большое, прямо огромное, и было оно на корме. Когда пароход шёл, то колесо, вращаясь, поднимало столб брызг. Из трубы китайского парохода валил необыкновенно густой и чёрный дым, а плыл он медленно, чуть накреняясь, - всё это вызывало у мальчишек неимоверный восторг. Говорили, что судно досталось нашим друзьям от японских интервентов, которых изгнали из Китая в августе 1945 года.
Мечтой многих благовещенских мальчишек было проплыть на пароходе «Адмирал Невельской» или хотя бы на нём побывать. Трёхпалубный, белого цвета, с большим красным флагом на мачте, он так и притягивал к себе восхищённые детские взоры.
На этом пароходе обычно отправляли ребят в пионерский лагерь, который находился выше по Зее, у села Натальино. В лагере отдыхали дети тех, кто работал в речном порту, в нашей же семье таковых не было. А вот у соседки Гальки Прозоровой отец был речником. И однажды ей досталась путёвка в лагерь, и я напросился девчонку проводить - уж очень хотелось поглядеть вблизи на «Адмирала Невельского»!
На площади у причала толпилось много людей, казалось, полгорода собралось проводить ребят. Пароход стоял, притулившись белым боком к пирсу. На нём гремела весёлая музыка, было много улыбающейся празднично разодетой ребятни. Я смотрел на радостные лица, и вдруг мне стало нестерпимо завидно, а ещё почему-то обидно, что не я стою на палубе, а другие и что не мне машут руками провожающие. Тёплая влага подступила к векам, но я не заплакал, а только ещё ниже нахлобучил кепку, чтобы никто не заметил моего состояния.
Тогда же я решил: когда вырасту, то непременно поплыву на «Адмирале Невельском», а может быть, и на ещё лучшем и красивом пароходе, куда-нибудь далеко-далеко, возможно, даже в неведомые страны, и кто-нибудь мне тоже будет завидовать.
…А после того, как сходил лёд с Амура, начинался сезон купания. Пацаны-смельчаки, не дожидаясь, когда вода потеплеет, «грели» её ещё в мае, бывало, простывали, но желание окунуться в реке было сильнее страха заболеть.
С началом лета на школьных каникулах вся благовещенская ребятня была у воды. Купались, загорали, играли на песчаных заберегах: оборудованных пляжей тогда не было, да о них никто и понятия не имел.
Неподалёку от нашего дома на берегу высились огромные кучи, почти горы, гравия, который краном добывали со дна Амура. Они были нам и пляжем, и нырялками, и местом игр и отдыха. Как здорово было, разогнавшись, прыгнуть с кручи, вонзиться в прозрачную воду «ласточкой» под восторженные возгласы девчонок!
Купальный сезон продолжался, как правило, до сентября, и мало кто верил народной примете, что, мол, уже «Илья в воду помочился», она стала холодной - с Амура мы не уходили, и только когда начинались занятия в школе, реже появлялись у реки.
Окончательно Амур замерзал только в конце ноября - начале декабря, и для нас, мальчишек, это было тоже радостью. С крутых и покатых берегов было здорово съезжать на санях и лыжах, гонять по льду самодельную шайбу, кататься на коньках и самокатах.
Воды я не боялся, хотя несколько раз по собственной неосторожности тонул, но в последний момент какая-то неведомая сила выталкивала меня наверх из сине-зелёной пучины. Помню, как однажды я кое-как доплыл до косы, как лежал, обессиленный, на песке, а амурская вода омывала мои ступни, гладила их, словно ласкала пенистыми волнами.
Много позже, уже взрослым, оказавшись во Владивостоке на берегу Тихого океана, стоя на гранитном уступе, я восхищённо глядел на бескрайний водный простор и вдруг подумал, что реки мне всё-таки ближе, чем моря-океаны, и что, случись здесь со мной беда, никакое чудо не помогло бы, как это происходило не раз на родном Амуре.
Произведение публиковалось в:
"Синее стёклышко". Повесть о детстве. - Белгород: 2019, Издательство "Константа".