Толька Давыдов и другие
Наш дом вместе с несколькими другими и железнодорожной станцией был как бы отделён от города. На юге - широченный Амур, на востоке - Первомайский парк, на западе - угольный склад, на севере - лесопилка. Вдоль реки тянулись железнодорожные пути. Такое место жительства и определило круг друзей дошкольного детства. Мальчишек в наших домах было немного, ровесников и того меньше.
Первый и самый закадычный мой дружок - Толька Давыдов. Младший в семье (у него было ещё две сестры и два брата) он был самым, так сказать, проказливым. Рассказать обо всём, что Толька вытворял, невозможно. К примеру, однажды забрался на старые шпалы, которые горой лежали во дворе, и, дотянувшись, схватил руками электрические провода. Его начало трясти, как в лихорадке. Хорошо, что рядом оказалась Толькина мать. Она толкнула его со шпал, и мальчишка полетел кубарем вниз, сильно ударился, но, к счастью, остался жив. Потом Тольку ещё долго звали - ушибленный.
Он всегда был голодным и просил, чтобы я вынес ему что-то съестное, а как начиналось лето, рыскал по садам и огородам. Мы ели чуть забуревшую черёмуху, рвали едва завязавшиеся яблочки-дички, когда же вырастали огурцы и поспевали помидоры, становилась более-менее крупной морковка, заползали тайком на чужие, да и на свои огороды. Однажды вечером я с пацанами залез на наш участок, а утром бабушка сокрушалась, что кто-то поломал помидорные кусты. Мне и сейчас стыдно за тот поступок.
С Толькой я вожжался, хотя мне и запрещали. Причины тому были. Лет, наверное, с шести он стал воровать у отца папиросы, собирать на улицах «бычки» и покуривать. Помню, как дружок пытался приобщить меня к этому делу. Однажды осенью, набрав в Первомайском парке сухих листьев, мы измельчили их, завернули в газетную бумагу и задымили. Потом меня долго бил кашель от попавшего внутрь прогорклого дыма. Так я и не научился курить по-настоящему, а Толька, когда уже школьниками мы ходили на рыбалку, доставал из кармана сигареты «Махоричные» и дымил до почернения.
Запомнилось и такое. Отец у Тольки был пьяницей - так говорили взрослые. Мать - тётя Клава - мыла полы в конторе и получала немного, и чтобы прокормить пятерых детей, её заработка, естественно, не хватало. А глава семьи работал то путейцем, то грузчиком в порту, отовсюду его по несколько раз выгоняли, но он продолжал пить-гулять. И однажды попал под поезд.
Хоронили Давыдова в закрытом гробу: говорили, его разрезало на несколько частей. Давыдиха и её дочери выли во весь голос, а Толька (я стоял рядом с ним) вертел непричёсанной головой и, казалось, нисколько не был расстроен. Может быть, он вёл себя так потому, что в пьяном виде отец буянил дома, и Тольке, как самому проказливому, доставалось больше всех.
Мы играли с Толькой в войнушку, в разбойников, в прятки, совершали походы по округе, к Амуру и Зее, но в нём было что-то, что отталкивало меня, и впоследствии, подростком, я перестал с ним дружить. Возможно, на наши отношения повлиял и такой эпизод.
У мальчишек в округе появились рогатки. Их делали из резины от противогазов, привязывая «язычок» выдранный из старого ботинка. Стреляли камушками или металлическими шариками. Цель - банки, бутылки, заборы и так далее. А Толька стрелял по птичкам. И однажды, подстрелив воробушка, он зажарил его на костре и съел на виду у всех нас, мальчишек.
Позже, когда я стал учиться в школе, появились другие друзья. Они жили дальше - на улице Лазо, которая начиналась от нашего дома, на улице Краснофлотской, в Амурском переулке: Вовка и Толька Ивановы, Костя Гонта, Серёга Трощенко, Валька Рязанов, Славка Богачёв и другие. Классе в пятом я начал заниматься фотографией, и все они есть на пожелтевших снимках в моём альбоме. А черноглазый, лохматый вечно голодный Толька остался лишь в моей памяти.
Произведение публиковалось в:
"Синее стёклышко". Повесть о детстве. - Белгород: 2019, Издательство "Константа".