Костя Матросов
Когда я стал учиться в шестом классе, в нашей школе появились детдомовцы. Вообще-то учителя называли их дети из интерната, видимо, в педагогических целях, но в мальчишеской среде это выражение не прижилось.
Детский дом располагался в новом двухэтажном здании, построенном недалеко от нашей бревенчатой приземистой школы, стоящей буквой «г». Та часть, которая выходила на улицу, говорили, будто бы была когда-то конюшней, потом только окна широкие прорубили, а ту, что во двор, пристроили позже. Когда ученики других школ хотели нас задеть, то поддразнивали, мол, вы в конюшне учитесь.
Детдомовцы пришли, когда занятия уже начались, и это стало событием для всей школы. Их было человек пятнадцать. В наш класс попал веснушчатый невысокого роста Витька с какой-то овощно-фруктовой фамилией, то ли Огурцов, то ли Яблонев - я не помню, как и самого Витьку - тихоню, плохо учившегося. Учителя часто из-за жалости ставили ему тройки, как говорится, вытягивая за уши из двоечников.
С Витькой за одной партой сидел Костя Матросов. Ему знания тоже давались с трудом, но Костя старался учиться всяческими способами: у кого-то списывал домашние задания, отвечая устно, искусно подглядывал в учебник, писал шпаргалки. А если получал двойку, то просил учителя вызвать его к доске на следующем уроке, чтобы исправить плохую оценку.
Детдомовцы были коротко, а то и наголо стрижены. У Кости чёрные волосы стояли ёжиком, он чем-то походил на боксёра. Одеты они были в серую форму, которая тогда только внедрялась в школы: гимнастёрка с подшитым белым воротничком, брюки, ремень, на застёжке которого была аляповатая буква «ш», что значит школьник, а мы говорили: «Шпион». Но Костя подпоясывался настоящим кожаным солдатским или офицерским ремнём со звездой на массивной медной бляхе.
Новичок мне понравился сразу, как только Галина Мефодьевна, наш классный руководитель, представила его: «Константин Матросов». Да такая же фамилия была и у моего любимого героя - Александра Матросова, закрывшего во время войны амбразуру вражеского дота своей грудью! Он погиб, но спас многих своих товарищей. Книгу о нём я прочитал ещё в первом или втором классе. А Котька - так мы стали звать новичка - мог вполне быть сыном героя.
Несколько позже, когда мы сошлись, сдружились, Костя рассказал, как попал в детский дом.
Он был на год старше меня, то есть родился в первом послевоенном году. Жили с семьёй где-то под Читой. Мой новый друг говорил, что он, мол, из гуранов - так называли потомков русских казаков, осваивавших в давние времена Сибирь и Дальний Восток. Отец его был офицером, сражался с немцами, а когда бои на западе завершились, его часть перебросили на восток, воевать с Японией. Тогда-то он и побыл несколько дней в родном доме, встретился с женой, вследствие чего появился Костик.
Отец погиб недалеко от Амура на китайской территории. Костя говорил, что похоронили батю в братской могиле, а он с матерью и бабушкой переехали в наш город. Мать надеялась, что когда-нибудь постоит у могилы мужа, но вскоре заболела и умерла. Бабушка, занемогшая после гибели сына и смерти невестки, не в силах ни прокормить, ни воспитать Костика, определила его в детский дом и вскоре тоже покинула белый свет.
Не ведаю, сколько в этой истории было правды и сколько вымысла, но я верил моему другу. Рассказывал он серьёзно, его чёрные, как огромные переспевшие ягоды черёмухи, глаза были печальны.
Костя никогда не показывал своей слабости. Я ни разу не видел, чтобы он плакал, хотя детдомовцев городские пацаны часто били, подлавливая поодиночке, поэтому из школы, как правило, те ходили группами, чтобы можно было отбиться от нападавших.
Однажды Костя позвал меня к себе в гости, в детский дом. Когда мы оказались на территории, к нам подошло несколько детдомовцев явно с недобрыми намерениями по отношению ко мне: чужаков здесь не жаловали. Но Костя сказал «Это - мой друг!», и стриженые пацаны заулыбались. Потом ребята пошли ужинать, а вернувшись, принесли мне несколько печенюшек, хотя, как я понимал, сами были не очень-то сытыми.
Костя показал мне фотографии матери и бабушки, а на вопрос «А отца есть?» ответил: «Нет. Не сохранились. Вот ремень на мне - это его».
Тогда же он сказал, что хочет поступить в суворовское училище - такое есть в Хабаровске, его как сына погибшего офицера должны принять. Но надо быть «отличником» или хотя бы «хорошистом» - вот он и старается учиться, на физкультуру налегает: в нашем классе не было лучшего, чем он, акробата и гимнаста, и бегал Костя здорово. А по утрам водой холодной обливается. Две тяжёлые железяки под кроватью лежат - он их отжимает. Костины документы уже отправили в училище, он ждёт ответа и, возможно, после окончания шестого класса уедет в Хабаровск.
Когда-то на летних каникулах я пошёл в детский дом, чтобы встретиться с Костей. Но здание оказалось пустым. Сторож сказал, мол, детскому дому нельзя находиться в пограничном городе, поэтому ребят перевезли в другое место. Куда, я не спросил, потому что был уверен: Костя уехал в суворовское училище, что он станет офицером, как его отец, будет таким же храбрым и отважным, как Герой Советского Союза Александр Матросов.
А в память о друге у меня на руке осталась отметина.
Весной в нашем классе вынули зимние рамы. Они стояли у стены. Володька Богомазов толкнул кого-то из девчонок, и одна стеклина разлетелась на кусочки. Я и Костя взяли по узкой полоске, по форме напоминающие небольшие сабли, и стали ими понарошку сражаться. Я сделал выпад вперёд, Костя выставил руку со стеклом, и оно вошло между большим и указательным пальцами моей правой ладони, резко хрустнуло, обломилось.
Я вскрикнул. Было нестерпимо больно. Лилась кровь, а из ранки торчал обломок стекла. Я крепился, но слёзы всё равно катились градом.
Учителя в классе не было. Все растерялись. Но только не Костя, хотя лицо его было белее снега. «Валерка, - сказал он, - сейчас я его вытащу».
Костя осторожно, но крепко вцепился в край стекла зубами, потянул, и оно поддалось. Через мгновение он выплюнул на пол окровавленный осколок. Как он при этом не порезал губы - удивительно! Потом друг сбегал за школьной аптечкой, залил рану йодом, забинтовал.
Пришла Галина Мефодьевна. Запричитала, увидев мою забинтованную руку. Но мы уверили её, что это всего-навсего неглубокий порез, что всё произошло случайно. Костя даже сказал, мол, он, а не Богомаз нечаянно разбил стекло.
Позже девчонки, конечно, разболтали классной, что и как случилось. Но это уже было неважно. Главное, Костя не струсил, помог мне. А это качество в детстве ценится, может быть, даже больше, чем во взрослой жизни.
Произведение публиковалось в:
"Синее стёклышко". Повесть о детстве. - Белгород: 2019, Издательство "Константа".