А первый пламень был жесток...
А первый пламень был жесток,
ума веленью непослушен.
Он грешен был, поскольку жег
одно лишь тело, но не душу.
Освободившись от оков,
пожар утих, и пламя спало.
Но к звону легких угольков
душа прислушиваться стала.
Простерла добрую ладонь,
все прегрешения простила,
тот умирающий огонь
своим дыханьем оживила.
Взметнулись язычки огня,
робки и к гибели готовы.
Их так легко сейчас унять
одним неосторожным словом.
И я к груди твоей прильну
безмолвно и почти безгрешно,
тихонько, чтобы не спугнуть
чуть зародившуюся нежность.
Произведение публиковалось в:
"Ты – моя судьба, избранное из неизбранного": стихи. – Благовещенск: Зея, 2001. – 160 с.