Образ яблока как поэтическая константа лирического мира Светланы Борзуновой

     Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ «Литературное краеведение: создание фундаментального историко-литературного труда – Энциклопедии литературной жизни Приамурья XIX–XXI вв.», проект № 11-04-00087а



     Образ-лейтмотив всегда значим в лирическом мире, поскольку, пронизывая всё творчество поэта, характеризует и раскрывает своеобразие его художественной вселенной. Именно такой поэтической константой в творчестве Светланы Борзуновой становится образ яблока.
     Название первого стихотворного сборника поэтессы «Яблоки райского сада» (1991) – это не только свидетельство важности данного образа, но и библейская реминисценция, отсылающая читателя к ветхозаветным сюжетам и героям.
     В стихотворении, строка из которого послужила источником для заглавия лирического сборника, «яблоки райского сада» являются метафорическим воплощением главной поэтической темы Борзуновой – темы любви:


          Воздуха хватит,
          Чтоб выдохнуть имя твоё.
          Жизни не хватит –
          До дна исчерпать эту осень.
          Бред полнолунья.
          Снотворное – с мятой питьё.
          Сохнет во рту.
          Этот жар батареи несносен…
          Так не влюбляются.
          Так только сходят с ума.
          Кровь на губах.
          Её привкус и солон, и сладок.
          Нет избавленья.
          Я выбрала долю сама.
          Терпка оскомина
          Яблок из райского сада.


     Яблоко – символ всепоглощающей любви, которая в художественном мире поэтессы не простое совпадение душ, это «сумасшествие без избавления». Аллитерация на «с» и «х», пронизывающая стихотворные строки, передаёт эмоциональную невыразимость, экспрессию чувств: лирической героине трудно дышать, сложно заснуть, невозможно передать неизъяснимую нахлынувшую страсть. Напряжённость душевного переживания выражает и поэтический синтаксис: стихотворный текст построен на чередовании коротких отрывистых предложений, включающих многоточие и резкие обрывистые тире.
     Двойственность любовного чувства призвана подчеркнуть библейская трактовка образа яблока, совмещающая представления о любви, искушении и предательстве. Звуковые повторы, переливающиеся от придыхательных «с» и «х» до дрожащей пронзительной «р», акцентируют драматичность и противоречивость, свойственные взаимоотношениям возлюблённых. Любовь в стихах амурской поэтессы «сверхчувственна»: в тексте акцентированы такие органы чувств, как нос, рот, в стихотворении присутствует множество вкусовых оттенков, отражающих двуликость любовной связи: мята и кровь, олицетворяющие сложность сердечных сплетений, противопоставлены вкусу любовной безмятежности – яблоку. Любовь двояка – «солона и сладка», и даже плоды яблони – символ умиротворённости чувств, оставляют «терпкую оскомину».
     Лирическая героиня Светланы Борзуновой часто отождествляет себя с Евой:


          Помнишь ужас изгнанья из рая?
          Гром небесный взорвался и стих.
          И ошибок ты не повторяешь
          никаких – ни своих, ни чужих.
          Я твою заслужила досаду.
          Я опять до утра не усну.
          Плод запретный из райского сада
          мне навеки поставлен в вину…


     Любовь традиционно для творчества поэтессы осмысливается как потрясение и «гром», яблоко же становится знаком первого греха, отвечать за который приходится исключительно женщине:


          Кого винить? Я знала наперёд –
          до первых слов, до первых поцелуев,
          что на меня вся тяжесть упадёт,
          и что тебя проклятие минует.
          Ступай, родной. Глаза мои сухи.
          Давным-давно Господь решил во гневе,
          что впредь за все совместные грехи
          всегда одной расплачиваться – Еве.


     Лирическая героиня, несмотря на предначертанную судьбу, не отрекается от чувств, поскольку в них смысл её существования, и пусть любовь не всегда «сладка», но она свет, делающий душу бессмертной.
     Ева в поэзии Борзуновой воплощена в каждой женщине, греховный путь библейской героини повторяется вновь и вновь, и кара за него – неминуемая разлука:


          Читаю книги, чтоб избрать судьбу,
          ищу себя в придуманных героях,
          из сотен элементов личность строю,
          отчаявшись построить что-нибудь.
          Кто я? Что мир? Куда направить взор?..
          Теория суха, жестка и пресна.
          А за окном ликует день весенний,
          пух тополиный устилает двор.
          И нечто возникает в тишине,
          как отголосок древнего напева.
          И яблоко к губам подносит Ева:
          ей всё давно известно обо мне.


     Ева – исток жизни, слитый с «весенним днём», «тополиным пухом», женский прообраз, неотделимый от природной стихии. Яблоко – метафорический прототип любви, впервые испробованной Евой. Любовь – «древняя» и неотъемлемая часть мироздания, дарованная высшей силой, это божественный удел, от которого не скрыться.
     Если в «Яблоках райского сада» намечена параллель лирическая героиня – Ева, то в сборнике 1997 года «Пока ещё люблю» поэтесса развивает данный сравнительный ряд, уподобляя не только лирическую героиню Еве, но и лирического героя – Адаму.


          <…>
          В райский сад брести куда?
          Все плоды опали с древа.
          Проворонил ты, Адам,
          И любовь свою, и Еву.


     В раннем стихотворении «Помнишь ужас изгнанья из рая?» местоимение «ты» остаётся без пояснений, в более позднем возникает библейская номинация. Появление Адама – следствие равноправия позиций лирических героев. В стихах поэтессы, написанных от женского имени, частотен мужской образ: лирическая героиня ощущает себя не просто духовно объединённой с возлюбленным, она его телесная частица («Что я из твоего ребра, / Ты догадаешься не сразу»; «Прости за бестактный вопрос. / И спрашивать, верно, не стоит. / Изъятое богом ребро / К ненастной погоде не ноет?»). Однако, несмотря на подобную слитность, героиня активнее своего спутника, именно она нередко не только начинает романы, но и разрывает их:


          Кто первый начал? Ева, как всегда.
          Её одну судить и виноватить.
          Мужчинам вкус запретного плода
          Был изначально как-то непонятен.
          Им до сих пор сжимает душу страх.
          Не могут долго ни любить, ни верить.
          Увы, Адам, лишившийся ребра,
          До сей поры тоскует о потере.


     Христианские интерпретации образов у Борзуновой – показатель их вневременности, вечного воплощения в каждом человеке, безмерности чувств, нетленности любовного конфликта, неизбывности Эроса.
     Образ яблока, являясь воплощением любви, наделяется эпитетами, характеризующими разные нюансы взаимоотношений возлюбленных. «Забытое яблоко», «некрасивый» и «несладкий» плод – олицетворение неуместности чувств («Я тебе не нужна?»), «упавшее яблоко» – это любовь, которая осталась лишь в одном сердце («Полувесна, полузима»), «опавшие плоды» – это чувство, умершее навсегда («Если всё в душе мертво…»), «плод запретный» – испепеляющая, но короткая страсть («Зима снегами белыми цвела»), «вешний яблоневый сад» – это любовь, к которой нет возврата («Не поверю, не поверю…»).
     Одним из символов счастливой любви в поэзии Светланы Борзуновой становится образ яблони:


          Очарованье канувшей любви,
          печальный зов угаснувшего света…
          Не знаю, где зимуют соловьи.
          А может, их совсем в природе нету?

          Но помню: пели! Яблони цвели.
          Каштаны вверх выстреливали свечи.
          Спасибо, огнь, что больно опалил,
          но мне с тобой рассчитываться нечем.

          Ах, эти письма в полночь, в никуда.
          На них никто, конечно, не ответил.
          Звенела радость, плакала беда,
          привычный быт ловил в тугие сети.

          И победил. И петлю затянул.
          Легли снега – какой старинный символ…
          Зачем собаки воют на луну?
          Им кажется их жизнь невыносимой?

          Да полно, цепи большинству под стать.
          Ошейник – знак хозяйского догляда.
          Умеют ли собаки вспоминать?
          А если не умеют – и не надо.


     Антитеза, лежащая в основе стихотворения, призвана подчеркнуть бинарную природу любовного чувства. Первая часть произведения – воспоминание о минувшей, «очаровательной» любви. Здесь торжество весны, пение соловьёв, цветение яблонь и каштанов, накал эмоций, вспыхнувших «огнём». Этот мир раскрашен метафорами: «<…> печальный зов угаснувшего света», «каштаны вверх выстреливали свечи», «огнь опалил» и др. Острота и яркость любовного чувства акцентированы синестезической образностью: «зов света», «звенела радость».
     Вторая часть – реальность без любви: тут зима и засасывающий быт. Соловьиные трели сменяются собачьим воем, который становится знаком душевной боли и одиночества лирической героини. Из последних двух строф уходят метафоры, их место занимают безответные риторические вопросы, символизирующие невыносимую тоску и безысходность. Их торжество воплощено и в опоясывающей композиции стихотворения. Вторая и третья строфы, посвящённые воспоминанию «канувшей любви», окольцованы, с одной стороны, первым, с другой, четвёртым и пятым катренами, повествующими о любовном небытии. Любовь оказывает в центре, но не по касательной круга: к былым чувствам нет возврата, и даже воспоминания о них бессмысленны.
     Воплощением чуда любви в художественном мире поэтессы является «цветущий яблоневый сад»:


          Как заколдованные двери
          откроет в мир влюблённый взгляд.
          И ты взволнованно поверишь
          в цветущий яблоневый сад.
          И счастья сказочные птицы
          слетят клевать с твоей руки.
          И всё, что следует, случится
          всем предсказаньям вопреки.


     Поэтическими инвариантами «цветущей яблони» становятся образы пылающей калины («Облетели листья с яблони до срока»), белоснежной черёмухи («Как сладко держаться на равных…»), распустившейся вербы («Жарко вспыхнет напоследок огонь…»), цветущего багульника («Цвет багульника, дымка, лиловый летучий огонь»), кудрявой рябины («Ай, калина ли, липа ли…»). В ряде случаев данные образы не просто замещают лирическую константу, но углубляют и усиливают её («<…> Отгорели дотла сумасшедшие наши свиданья, / отцвела наша верба, и яблоням нашим опасть…»; «Облетели листья с яблони до срока, / раньше времени калина отпылала»), придавая стихотворному тексту большую экспрессивность и эмоциональную напряжённость.
     Вселенная любви пронизана растительными образами, это мир живой, цветущий, несмотря на все невзгоды, наполненный счастьем и безмерным оптимизмом. Любви, как растению, в поэзии Борзуновой суждено не только увядать, но и неизменно возрождаться. Даже когда стихотворения не содержат прямых флористических упоминаний, в них включаются различные вариации слова «цвести» («отцвели мои серебряные росы»; «весна себе цветёт настойчиво и жадно»; «Лишь порой приходит злость / за напрасное цветенье»; «Зима снегами белыми цвела»; «и болело и цвело как ожог» и др.), актуализирующего поэтическую константу. О значимости растительной образности свидетельствует топос сада (сквера, парка, леса), организующий не одно лирическое произведение поэтессы и устойчиво объединяющийся с любовной тематикой («Последняя весна», «Время двигалось назад», «На снегу узор прострочен…», «Ни о чём грустить не надо…», «Мой-то сад почти отцвёл», «Не ахти как весело было в том саду» и др.).
     Любовь, олицетворённая в образе яблока, – это неотъемлемая частица мироздания:


          Чего ты жаждешь, человек?
          Тебе даны уже исконно
          цветенье лип, паренье клёна,
          неторопливый лепет рек.

          Тебе с рождения даны
          летящий снег, поющий зяблик,
          тепло улыбки, запах яблок,
          угрюмый сумрак старины.

          Зачем ты мечешься в сетях,
          самим сплетённых из ненужных,
          пустых, несущностных, наружных
          идей, итог которых – прах?

          Ты от рождения богат
          и всё же вечно склонен к плачу.
          Ты хочешь быть ещё богаче
          и поступаешь невпопад.

          Ты обретаешь кров и дом.
          Теперь любуйся: мир прекрасен!
          Но хочешь ты его украсить
          ещё жар-птицыным пером…


     Любовь, метафорически воплощаясь в «запахе яблок», является органичной частью природы («цветенье лип», «паренье клёна», «лепет рек», «летящий снег»), необходимой составляющей взаимоотношений людей («тепло улыбки») и культурной традиции («сумрак старины»). Она – неотъемлемый элемент всеобщей гармонии. Любовь делает жизнь прекрасной, приоткрывая истинный смысл, заложенный в человеке от рождения Богом.
     Образ яблока, отображая различные оттенки любовного чувства, впитывая библейскую традицию, приобретает в творчестве Борзуновой религиозно-философские коннотации, обозначенные и в небольшом стихотворении «Молитва»:


          Даруй мне покой.
          Не циничный покой пессимиста.

          Неверие губит.
          Даруй же измученной мне
          спокойствие яблони,
          за ночь лишившейся листьев,
          но верящей в то,
          что опять расцветёт по весне.


     Яблоня – образ извечного круговорота жизни и смерти, символ не только неизбежного умирания, но и неминуемого воскрешения.
     Поэтический мир Светланы Борзуновой – мир красочный и яркий, наполненный флористическими образами (багульник, берёза, верба, вишня, калина, каштаны, клён, липа, мята, сирень, тополь, черёмуха и др.), среди которых главенствует образ яблока. Доминантность данного образа подчёркнута его двойным художественным воплощением, это не только дерево – яблоня, но и её плоды – яблоки. Подобное членение обусловлено тем, что образ яблока не просто неотделим (как и другая растительная образность) от главной поэтической темы Борзуновой – темы любви, но призван выявить бинарность любовного чувства. Если яблоко, окрашиваясь в библейские тона, зачастую отождествляется с горечью потерь и расставаний, драматическим накалом эмоций, то яблоня, соединённая в лирической вселенной поэтессы с образом цветущего сада, – это воплощение гармонии чувств, зарождения и торжества любви.

        Т. Е. СМЫКОВСКАЯ

          

   

   Произведение публиковалось в:
   "Лосевские чтения - 2012". Материалы региональной научно-практической конференции, БГПУ, БЛАГОВЕЩЕНСК – 2012